Воспоминания склеротика - [72]

Шрифт
Интервал

     Но вот однажды, а было это года за три до войны, я, играя с приятелем Осаном в  «чилик»[31], не знаю, по какому поводу пропел фразу из слышанной по радио  песни: «… а нехристь, староста, татарин, меня журит, а я терплю». Мой партнер по игре, с обидой сказал: - нехорошие песни ты поешь. Я думал ты мне друг. -  И он, бросив игру, ушёл.

     Я побежал к отцу за разъяснениями, что произошло. Отец со мной провел серьезную беседу, из которой я узнал, не только то, что нельзя даже намеком обидеть национальное чувство человека, но и то, что оказывается я, как и вся моя семья, по национальности еврей. Конечно, я слышал, что в доме у бабушки и дедушки иногда в моем присутствии говорили как-то не по-русски, но я всегда думал, что это какой-то особый шифр, которым пользовались специально, чтобы я не понял, о чём речь, как  другая бабушка применяла французский в разговоре с моей двоюродной сестрой.

     Когда фашисты стали оккупировать нашу территорию, то поступали сообщения, что они уничтожают евреев. Только тогда я понял, что не всем безразлично, какой ты национальности. А в эвакуации я столкнулся с прямым и довольно агрессивным антисемитизмом, который сопровождал мою дальнейшую жизнь вплоть до сегодняшнего дня, и я знаю, что конца этому не будет, даже здесь, в государстве Израиль.

     Я, хорошо прочувствовавший на себе недоброе отношение к евреям, все же никогда не был националистом. Уже довольно в раннем возрасте я понял, что человек ценится не за свою национальную принадлежность, и с такой же ненавистью относился к жадным или вороватым евреям, которые думали, что они умнее и хитрее других, как и любой нормальный человек, презирающий эти человеческие пороки. Без всякого чувства национальной неприязни с отвращением воспринимал хамство, невежество, хулиганство и другие подобные явления, независимо от того, кем они проявлялись: русским, украинцем, грузином или тем же евреем. Поэтому национализм мне всегда был чужд, и думаю, что до конца своих дней я не буду подвержен этому идиотскому чувству.

                                      Испанец, славянин или еврей –
                                      повсюду одинакова картина:
                                      гордыня чистокровностью своей –
                                      святое утешение кретина.

Так точно выразил эту мысль поэт Игорь Губерман.

     Я, безусловно, уверен, что существуют какие-то особые национальные черты, но, с одной стороны, понимаю, что они не доминирующие, а с другой -  мне кажется, что лично мой организм не очень ими нашпигован. Вероятно, потому (хочу быть честен до конца) в моей жизни от людей, которые меня хорошо знали, я острого антисемитизма не испытывал. Правда жизнь меня убедила, что даже самые лучшие мои друзья, которые меня искренне уважали, имели  у себя в крови некую бациллу этой тяжкой болезни. Они, видимо, не виновны в этом, как не виновен любой человек в своей болезни. Это очень точно подметил  М.  Горький. «Я склонен думать, - писал Алексей Максимович, -  что антисемитизм неоспорим, как неоспорима проказа, сифилис, и что мир будет вылечен от этой постыдной болезни только культурой, которая хотя медленно, но всё-таки освобождает нас от болезней и пороков». Но пока эта болезнь свирепствует и губит множество, в сущности, добрых людей.

     Так в армии мне часто любовно говорили товарищи: -  ты, Смирнов, отличный парень, хоть и еврей. -  Или иначе: - какой ты еврей? Евреи в армии не служат. А если и служат, то, как ты, по черному, не вкалывают на аэродромах, так, где-нибудь в штабе, поближе к теплой печке.

      Советская пропаганда не спешила с рассказами о том, как воевали в Отечественную Войну евреи, сколько героев Советского Союза было среди них, несмотря на то, что получить это звание человеку  «особой национальности» было весьма не просто.

     Одна моя близкая приятельница, которую я уж никак не могу заподозрить в сознательном антисемитизме, рассказывала с неким юмором о том, что вроде обнаружила у себя еврейскую кровь. -  Я как-то узнала, что одного из моих предков звали Абрам. -  Рассказывала подруга. -  Но потом мне объяснили, что имя Абрам библейское и оказывается не только еврейское, но и русское тоже. И я успокоилась.

    Как хорошо, что нашелся человек, объяснивший ей, что она может жить спокойно.

     Были знакомые и другого сорта, утверждавшие, во всяком случае, на словах, что жить и работать можно только с евреями, интеллигентными, умными и верными партнерами. Но этим я не очень верю. Просто они действительно были рады, что можно опереться на людей, которые своим умом и талантом помогают им избежать ошибок и добиться определенных успехов.

     Но справедливости ради хочу вспомнить о тех, в которых этого заболевания, на мой взгляд, не было совершенно.

     В последние годы жизни Сталина государственный антисемитизм был в стадии своего расцвета. В период состряпанного «Дела врачей» я служил в авиационном полку, где этот вопрос обсуждали, как и, надо полагать, в других кругах советского общества. Один летчик,  по фамилии Мартов, категорично заявил, что жиды должны давно висеть на всех телеграфных столбах. Это суждение услышал замполит полка подполковник Шаманин и тут же велел офицеру отправиться под домашний арест. Он собрал готовящихся к полётам летчиков и сказал, что если услышит что-либо подобное, то не ограничится простым арестом, а примет самые жестокие меры к лицам, сеющим в полку национальную рознь. Надо сказать, что удивительно интеллигентный и отзывчивый человек подполковник Шаманин боролся в части с проявлением любого неуважения к национальным меньшинствам. У нас  были мусульмане, которые не могли есть свинину, и многие позволяли себе не только этим пользоваться, добавляя к своему рациону оставшееся мясо, но и хамски издеваться над национальным и религиозным обычаем иноверцев. Подполковник добился для мусульман отдельных столов, куда подавалась только говядина и баранина, а обидчиков строго наказывал. Надо сказать, что его усилиями в полку в это сложное время была создана прекрасная дружная атмосфера, что делает честь высокой русской интеллигенции, в том числе и её лучшим представителям в армии.


Еще от автора Борис Натанович Смирнов
Неспетая песня

История жизни Якова Кузнецова, начиная с шестидесятых годов,его трагической любви, разбившейся о его желание остаться евреем.


Рекомендуем почитать
Георгий Димитров. Драматический портрет в красках эпохи

Наиболее полная на сегодняшний день биография знаменитого генерального секретаря Коминтерна, деятеля болгарского и международного коммунистического и рабочего движения, национального лидера послевоенной Болгарии Георгия Димитрова (1882–1949). Для воссоздания жизненного пути героя автор использовал обширный корпус документальных источников, научных исследований и ранее недоступных архивных материалов, в том числе его не публиковавшийся на русском языке дневник (1933–1949). В биографии Димитрова оставили глубокий и драматичный отпечаток крупнейшие события и явления первой половины XX века — войны, революции, массовые народные движения, победа социализма в СССР, борьба с фашизмом, новаторские социальные проекты, раздел мира на сферы влияния.


Дедюхино

В первой части книги «Дедюхино» рассказывается о жителях Никольщины, одного из районов исчезнувшего в середине XX века рабочего поселка. Адресована широкому кругу читателей.


Школа штурмующих небо

Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.


Небо вокруг меня

Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.


На пути к звездам

Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.


Вацлав Гавел. Жизнь в истории

Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.