Воспоминания - [106]
15
20 сентября 1911
Дорогие друзья!
Только недавно, вернувшись, я получил Ваше письмо, и хотя поздно, но все же спешу ответить. Я уже знаю о том, что ш-Пе Левит остается. Она за этот год подвинулась и развилась, т[ак] что Палестина сделала хорошее приобретение, да и ей это хорошо. Относительно скрипача, думаю, что раз г-н Эквовива[?] делает такое предложение и ссылается на скромные условия, то нет оснований не соглашаться. Мы имеем возможность поддержать m-me Руппин, как ей писал г-н Вишняк 3000 р. (это все наши деньги). Надо, чтобы дело само себя окупало, и тогда оно будет резонным. Мне, конечно, хотелось бы побывать в Палестине, и я это исполню в ближайшем будущем. А пока советую нечто очень важное, чтобы не впасть в обычную ошибку, и прошу Вас об этом довести до сведения m-me Руппин: не начинайте музыкального образования детей с игры на инструментах, а непременно с пения. Только тогда развивается настоящий слух и музыкальность. Скрипка во всяком случае (для развития слуха) лучше фортепиано. Передайте это т-Ие Левит.
Сборники еврейских песен и также др[угих] народов для этого очень полезны. Словом, для детей пение первое дело, а потом уже игра. Для школы это лучше, т. к. такие уроки коллективные. Всего — всего наилучшего вашим друзьям.
Ваш Д. Шор
Шацу сердечный привет. Он мне ничего не пишет. Д-ру Magis, Рабиновичам и др. лучшие пожелания.
16
31 января 1912 [по штемпелю]
Москва
Многоуважаемая m-lle Marie!
Ваши письма меня тронули. Одно — полное надежд и довольства, а др[угое] — полное отчаяния и тревоги. Я на днях совещался с г-ном Вишняк, и мы перевели m-me Руппин 1500 р. И еще столько же нам удастся выслать через некоторое] время. Это все, что мы можем отсюда сейчас сделать. Необходимо, чтобы местные средства — хотя бы те же г-да Рабинович, Лурия и др. содействовали бы делу, кот[орое] имеет уже — по Вашим словам — таких хороших руководителей. Со временем дело пойдет. Школа должна обслуживать христианское и магометанское] население. Она должна явиться объединяющей почвой для всех исповеданий… Дай Вам Бог успеха. […]*
Ваш Д. Шор
17
14 июня 1913
Москва
Многоуважаемая и милая m-lle Ицхаки!
Я писал уже г-ну Руппину и просил Вам сообщить содержание моего письма. Написал и г-ну Сахновскому и должен снова подтвердить Вам, что как мне ни больно об этом писать, но дальнейшей гарантии мы на себя взять не можем. Я до сих пор не могу собрать обещанные Вам за это полугодие 1500р. Времена тяжелые, и надо найти другие источники, но, конечно, не бросать начатого дела. Г-н Сахновский сообщил мне, что он кончил по пению. Должен Вам сказать, что певцы наименее способны руководить таким сложным делом. Это понимает и г-н Сахновский, т. к. он пишет мне: “Что, хотя я и кончил по пению, но теорию могу взять на себя”. Я написал ему, что требуется от заведующего школой. И советовал ему, если он чувствует, что удовлетворит требованиям, поехать в Палестину, хотя гарантировать его не можем. Я уверен, что если может такое дело делать и любить Палестину, то поедет, и средства как — нибудь раздобудем сообща. Вы понимаете, что мне все это дорого и я желал бы полного процветания нашему делу, но повторяю, сейчас гарантировать невозможно. Надо заинтересовать немцев. Среди них найдутся и люди, сочувствующие музыке (как напр. Варбург) и, главное, легче найдется хорошо образованный музыкант, кот[орый] это дело сумеет сделать хорошо. Шлю Вам и всем друзьям лучшие пожелания.
Ваш Д. Шор
Относительно того, что г-н Вишняк спрашивал, “отчего Вы денег не требуете?”, скажу, так это только так себе, невсерьез; т. к. он больше других теперь знает, как трудно собирать.
Я много меньше могу высказать Вам, нежели чувствую, как дорого мне, чтобы музыка процветала в Палестине.
18
16 июля 1913
Москва
Дорогая m-lle Marie!
После того как я написал г-ну Руппину и Вам о невозможности содействовать школе, я не мог успокоиться. Мысль о школе меня мучила. Результатом всего этого была комбинация, которую] мы придумали с г-ном Вишняк, и, кажется, успех будет обеспечен на некоторое время, и школа получит свою субсидию. Теперь только надо людей. Г-н Шалит подойдет. Я спрошу m-lle Гольдберг. Кого она имеет в виду. Она сама хочет поучаствовать в моей “студии”, чтобы поехать к Вам подготовленной. Если все осуществится, как мы предполагали с г-ном Вишняк, то Вы сумеете спокойно работать. Весною постараюсь попасть к Вам и посмотреть, что у Вас делается. Пока же от души желаю вам всем всего наилучшего. Продолжайте заботиться о школе.
Ваш Д. Шор
19
31 января 1914
Москва
Дорогая m-lle Мари!
Не сердитесь, что я не отвечаю. Меня извиняет огромное количество дел, которое, однако, не отвлекает моего интереса от нашего дорогого дела в Палестине. Как ни трудны сборы — мы все же вышлем Вам обещанные суммы.
Меня только беспокоит постановка дела, и Вы — как серьезный человек — должны это понять. Поэтому я обрадовался возможности проверить все, и на днях к Вам поедет большой музыкант и художник, Михаил Гнесин. Он всей душой предан делу, и Вы в нем найдете друга и советника. Вы все ему должны показать и считаться с его мнением. Он все должен исследовать и сообща со всеми преподавателями выработать систему настоящего художественного преподавания. В его лице Вы встретите авторитет в полном смысле этого слова. Итак — пока до свидания. Я собираюсь к вам. Деньги скоро вышлем. Всем привет, а Вам низкий поклон за Ваше святое отношение к делу.
На всех фотографиях он выглядит всегда одинаково: гладко причесанный, в пенсне, с небольшой щеткой усиков и застывшей в уголках тонких губ презрительной улыбкой – похожий скорее на школьного учителя, нежели на палача. На протяжении всей своей жизни он демонстрировал поразительную изворотливость и дипломатическое коварство, которые позволяли делать ему карьеру. Его возвышение в Третьем рейхе не было стечением случайных обстоятельств. Гиммлер осознанно стремился стать «великим инквизитором». В данной книге речь пойдет отнюдь не о том, какие преступления совершил Гиммлер.
В этой книге нет вымысла. Все в ней основано на подлинных фактах и событиях. Рассказывая о своей жизни и своем окружении, я, естественно, описывала все так, как оно мне запомнилось и запечатлелось в моем сознании, не стремясь рассказать обо всем – это было бы невозможно, да и ненужно. Что касается объективных условий существования, отразившихся в этой книге, то каждый читатель сможет, наверно, мысленно дополнить мое скупое повествование своим собственным жизненным опытом и знанием исторических фактов.Второе издание.
Очерк этот писался в 1970-е годы, когда было еще очень мало материалов о жизни и творчестве матери Марии. В моем распоряжении было два сборника ее стихов, подаренные мне А. В. Ведерниковым (Мать Мария. Стихотворения, поэмы, мистерии. Воспоминания об аресте и лагере в Равенсбрюк. – Париж, 1947; Мать Мария. Стихи. – Париж, 1949). Журналы «Путь» и «Новый град» доставал о. Александр Мень.Я старалась проследить путь м. Марии через ее стихи и статьи. Много цитировала, может быть, сверх меры, потому что хотела дать читателю услышать как можно более живой голос м.
Алан Фридман рассказывает историю жизни миллиардера, магната, политика, который двадцать лет практически руководил Италией. Собирая материал для биографии Берлускони, Фридман полтора года тесно общался со своим героем, сделал серию видеоинтервью. О чем-то Берлускони умалчивает, что-то пытается представить в более выгодном для себя свете, однако факты часто говорят сами за себя. Начинал певцом на круизных лайнерах, стал риелтором, потом медиамагнатом, а затем человеком, двадцать лет определявшим политику Италии.
«История» Г. А. Калиняка – настоящая энциклопедия жизни простого советского человека. Записки рабочего ленинградского завода «Электросила» охватывают почти все время существования СССР: от Гражданской войны до горбачевской перестройки.Судьба Георгия Александровича Калиняка сложилась очень непросто: с юности она бросала его из конца в конец взбаламученной революцией державы; он голодал, бродяжничал, работал на нэпмана, пока, наконец, не занял достойное место в рядах рабочего класса завода, которому оставался верен всю жизнь.В рядах сначала 3-й дивизии народного ополчения, а затем 63-й гвардейской стрелковой дивизии он прошел войну почти с самого первого и до последнего ее дня: пережил блокаду, сражался на Невском пятачке, был четырежды ранен.Мемуары Г.
Русский серебряный век, славный век расцвета искусств, глоток свободы накануне удушья… А какие тогда были женщины! Красота, одаренность, дерзость, непредсказуемость! Их вы встретите на страницах этой книги — Людмилу Вилькину и Нину Покровскую, Надежду Львову и Аделину Адалис, Зинаиду Гиппиус и Черубину де Габриак, Марину Цветаеву и Анну Ахматову, Софью Волконскую и Ларису Рейснер. Инессу Арманд и Майю Кудашеву-Роллан, Саломею Андронникову и Марию Андрееву, Лилю Брик, Ариадну Скрябину, Марию Скобцеву… Они были творцы и музы и героини…Что за характеры! Среди эпитетов в их описаниях и в их самоопределениях то и дело мелькает одно нежданное слово — стальные.
Полина Венгерова, в девичестве Эпштейн, родилась в 1833 году в Бобруйске в богатой традиционной еврейской семье, выросла в Бресте, куда семейство переехало в связи с делами отца, была выдана замуж в Конотоп, сопровождала мужа, пытавшегося устроиться в Ковно, Вильне, Петербурге, пока наконец семья не осела в Минске, где Венгерову предложили место директора банка. Муж умер в 1892 году, и через шесть лет после его смерти Венгерова начала писать мемуары — «Воспоминания бабушки».«Воспоминания» Венгеровой, хотя и издавались на разных языках и неоднократно упоминались в исследованиях по еврейскому Просвещению в Российской империи и по истории еврейской семьи и женщин, до сих пор не удостоились полномасштабного научного анализа.
Художник Амшей Нюренберг (1887–1979) родился в Елисаветграде. В 1911 году, окончив Одесское художественное училище, он отправился в Париж, где в течение года делил ателье с М. Шагалом, общался с представителями европейского авангарда. Вернувшись на родину, переехал в Москву, где сотрудничал в «Окнах РОСТА» и сблизился с группой «Бубновый валет». В конце жизни А. Нюренберг работал над мемуарами, которые посвящены его жизни в Париже, французскому искусству того времени и сохранили свежесть первых впечатлений и остроту оценок.
В книге собраны материалы, освещающие разные этапы отношений писателя Корнея Чуковского (1882–1969) и идеолога сионизма Владимира (3еева) Жаботинского (1880–1940).Впервые публикуются письма Жаботинского к Чуковскому, полицейские донесения, статьи из малодоступной периодики тех лет и материалы начатой Чуковским полемики «Евреи и русская литература», в которую включились также В. В. Розанов, Н. А. Тэффи и другие.Эта история отношений Чуковского и Жаботинского, прослеживаемая как по их сочинениям, так и по свидетельствам современников, открывает новые, интереснейшие страницы в биографии этих незаурядных людей.
Марек Эдельман (ум. 2009) — руководитель восстания в варшавском гетто в 1943 году — выпустил книгу «И была любовь в гетто». Она представляет собой его рассказ (записанный Паулой Савицкой в период с января до ноября 2008 года) о жизни в гетто, о том, что — как он сам говорит — «и там, в нечеловеческих условиях, люди переживали прекрасные минуты». Эдельман считает, что нужно, следуя ветхозаветным заповедям, учить (особенно молодежь) тому, что «зло — это зло, ненависть — зло, а любовь — обязанность». И его книга — такой урок, преподанный в яркой, безыскусной форме и оттого производящий на читателя необыкновенно сильное впечатление.В книгу включено предисловие известного польского писателя Яцека Бохенского, выступление Эдельмана на конференции «Польская память — еврейская память» в июне 1995 года и список упомянутых в книге людей с краткими сведениями о каждом.