Воспоминания русского дипломата - [87]

В редкие свободные дни и часы мы с товарищами делали прогулки и экскурсии. У каждого из нас была своя лодка, или каик на Босфоре. Каик – это самое живописное и приятное средство передвижения. У посла был огромный каик в 12 гребцов, в котором могло поместиться столько же пассажиров. У частных людей было обычно два гребца в бархатных фустанеллах, шитых золотом. По пятницам совершалась прогулка на «Сладкие воды» (eaux douces) на европейском или азиатском континентах. «Сладкие воды» это было просто небольшие извилистые речки. По пятницам они были запружены каиками, с нарядными гребцами и богатыми турчанками в чаршафах[158], которые скрывали их лица. На берегу сплошь также сидели турчанки, торговцы рахат-лукума и «испанских хлебцев» обходили их, порою заливалась дудка, и раздавались звуки восточной мелодии с бубнами и барабаном. Цыганки обходили ряды и предлагали амулеты и гадания на кофейной гуще. Иногда они поразительно умели рассказать семейное положение и предсказать ближайшее будущее. Старые турки в чалмах, с длинными наргилэ[159] важно сидели на разостланных коврах и пили кофе. Эти прогулки были одним из немногих развлечений, дозволенных турчанкам. В то время нравы были необычайно суровы, женщин сопровождали огромные евнухи, не только оберегавшие и прислуживавшие им, но и зорко следившие за малейшим отступлением их от их неумолимого закона, отчуждавшего женщин от внешнего мира и оберегавшего их от нескромного взора. За тем же зорко следила полиция и шпионы. Но женская природа бывала сильнее всех запретов и молодые турчанки изощрялись порою в том, чтобы обмануть бдительность своих сторожей и забавиться, хотя бы в возможных размерах, игрою кокетства.

Я помню, как однажды вскоре по приезде, гуляя по набережной Буюк-Дере я обратил внимание на стройную фигуру молодой турчанки, которая гуляла в сопровождении какой-то старухи. Незнакомка это заметила, и, украдкой откинув чаршаф, улыбнулась мне. Я стал следовать за ней по пятам, она не раз проделывала тот же маневр, наконец показала мне жестом на Босфор. В эту минуту она подходила со старухой к поджидавшему их каику, который отчалил, направляясь к Азии. Недолго думая, я бросился к ближайшей лодке и приказал лодочнику следовать за каиком, не отставая от него, за что посулил награду. На воде продолжался тот же немой, но красноречивый разговор. Незнакомка в чаршафе была, вероятно, черкешенкой. О том свидетельствовали большие черные глаза, стройный стан и улыбка. Так по крайней мере рисовалось в моем воображении. Подплыли к берегу.

Незнакомка вспрыгнула на мостик, обернулась и снова пригласила меня следовать с самым многообещающим видом. Мне было 23 года, была весна, и я не задумывался над возможностью попасть в авантюру, не совсем удобную для секретаря посольства. Дорога поднималась вверх, между садов, окруженных толстыми стенами. Это были жилища богатых турок. Постоянно оглядываясь назад, незнакомка все увлекала меня вперед, и я видел, как губы ее дрожали от шаловливого смеха. Наконец мы подошли к огромным массивным воротам какого-то большого дома. Старуха дернула звонок и прямо втолкнула молодую женщину в калитку, которая быстро захлопнулась. Я стоял перед домом, раздосадованный глупым приключением, когда внезапно раскрылась глухая ставня одного окна, белая ручка послала мне поцелуй, ставня с шумом захлопнулась, за ней раздался смех, а у ворот вырос огромный черный евнух с пистолетами и кинжалом за поясом. Дальнейшая любознательность не предвещала ничего доброго, и я ретировался к лодке. Так невинно кончилась эта встреча, которая могла завершиться только неприятным приключением для меня. Впоследствии я уже не стремился продолжать немые разговоры.

Любители восточного колорита могли по пятницам любоваться живописной церемонией Селямлика. Утром в коляске с посольским кавасом[160] на козлах ехали в Ильдиз-Киоск, получив предварительно особое именное приглашение от Дворца. Вас привозили в особый киоск, построенный для именитых иностранцев против Дворцовой мечети. Киоск был построен на высоком холме, откуда открывался чудный вид на Мраморное море и Стамбул. У входа в мечеть были построены войска. Дежурный и церемонимейстер встречали гостей, угощая их кофеем, шербетом[161] и султанскими папиросами, которыми менее церемонные посетили набивали себе карман. За кофейными чашками, украшенными алмазами, зорко следили дворцовые слуги в красных кафтанах, шитых золотом. Кроме приезжих именитых туристов, на Селямлик обычно приезжали послы с своими дрогоманами, когда хотели иметь потом аудиенцию у султана.

Надо было забираться загодя, и не мало времени проходило в ожидании. Наконец сверху из Дворцовых ворот показывался шарабан, запряженный белыми арабскими лошадями. В нем сидел на переднем месте султан, а перед ним знаменитый герой Плевны Осман-Паша{89}, который один удостоен был чести сидеть перед падишахом. Войска восторженными восточными криками приветствовали своего повелителя, музыка играла гимн. Султан медленно проезжал мимо киоска, отдавая честь дипломатам, которых знал, потом лошади рысью поднимались в гору, а за шарабаном тоже рысью бежали толстые перетянутые Паши-генералы и придворные. Шествие замыкалось рядом карет, в которых сидели жены султана. На них прикрикивал придворный евнух, словно погонщик, выгонявший конюшню лошадей на прогулку. После краткой молитвы в мечети, султан возвращался во дворец. Церемония была кончена. Она была необыкновенно живописна на этом фоне, моря, Стамбула и голубого неба, с пестротой восточного церемониала.