Воспоминания русского дипломата - [230]

Но в решении этой общей проблемы Германия – только одна сторона вопроса. Другие факторы имеют не менее решающее значение.

Первый из них – это все тот же пресловутый Восточный фронт. Нечего мне повторять, что я продолжаю стоять на той же точке зрения отрицательного к нему отношения. Оно усугубляется еще тем, что это все более и более фронт Учредительного собрания, т[о] е[сть] всей этой слякоти, которая неспособна возродить Россию. Пусть призвание союзников и, в частности, японцев, останется на совести кадетских Маниловых и их присных. Все это так; тем не менее, я не могу не считаться с возможностью осуществления этого фронта, как бы к нему не относился.

В связи с успехами союзников и общим ослаблением Германии, Восточный фронт может приобрести значение гораздо большее, чем можно было еще недавно думать. В ту минуту, когда я пишу эти строки, здесь нельзя судить, насколько серьезны приготовления к высадке и сосредоточению значительных сил в Маньчжурии и Сибири. По мнению лукомского, вопрос этот так или иначе выяснится в течение сентября. Если за это время не будут высажены достаточные первые силы, то всю операцию по климатическим условиям придется отложить до поздней весны будущего года. Это было бы равносильно тому, что мы не можем учитывать в этом случае восточный фронт как серьезный фактор в наших планах.

Если бы, наоборот, восточный фронт получил начало серьезного осуществления, тогда нельзя не поставить вопроса: в каком же положении оказалось бы правительство, опирающееся в Москве на соглашение с слабой Германией и с тылом в той части ныне оккупированных Германией губерний, где при помощи союзных денег вспыхнуло бы восстание? Где та сила, которая бы с этим справилась, и поможет ли в этом случае нам и Германия, хотя бы людям, стоящим у власти, пришлось бы молить ее о помощи?

Вот, что надо выяснить.

Я уже сослался на мнение лукомского, что картина может выясниться в течение сентября. Это же время не пройдет, Бог даст, даром для укрепления и роста наших сил, – Добровольческой армии и других новых формирований, о которых речь впереди. Есть и другие условия, которых я коснусь дальше, и которые делают желательным некоторую отсрочку до окончательного бесповоротного шага, который связал бы нас с Германией, причем пускай не останавливаются ни переговоры, ни приготовления.

Переворот в Москве может быть совершен только в общероссийском масштабе и произведен только русскими людьми и на русские средства – таковы отправные положения Правого центра. Отсюда – необходимость заручиться содействием таких сил за рубежом Великороссии.

В первую очередь стоит вопрос о положении, которое при известных условиях может быть занято Добровольческой армией. В Киеве я, конечно, не могу рассчитывать на полное выяснение этого вопроса. Могу сообщить лишь некоторые предварительные данные.

Прежде всего я виделся с H. Н. Львовым. По свойственной ему впечатлительности, он сам пережил уже несколько перемен в вопросе об ориентации. В настоящую минуту он главным образом увлечен самой Добровольческой армией, что и понятно, ибо вместе с нею разделил все тягости и опасности похода, а два его сына сражаются в ее рядах. По мнению H. Н. Львова, в Добровольческой армии сосредоточены все задатки возрождения русской армии. Сохранив преемство нашей прежней армии, она одна ни на минуту не согнула шеи перед большевиками и пронесла в чистоте лучшие традиции боевой доблести и чести через все испытания. Так как возрождения России нельзя мыслить без предварительного возрождения армии, то H. Н. Львову представляется, что в настоящую минуту все другие задачи и усилия общественных деятелей отступают на второй план перед этой главной задачей – укреплением Добровольческой армии. Туда должны ехать все, кто словом или делом могут ей помочь. Если, оторванная от общественной среды, Добровольческая армия приняла бы неверное направление, то вина легла бы, по его мнению, не на нее, а на тех, кто ее предоставил самой себе, кто не хочет делить с ней ее радостей и горя, а видят в ней только орудие для своих целей. Но такие люди не вправе притязать на какое-либо влияние на Добровольческую армию, и она за ними не пойдет. Нужно много работать и отдать сердце на дело, которое ей дорого, и тогда, став сам членом той же организации, можно проводить те идеи, коими дорожишь.

В этих словах много правды. Необходимо более деятельное участие представителей Центра в судьбах Добровольческой армии, более живая работа на месте, приезд свежих сил и постоянная связь, иначе влияние на Добровольческую армию естественно перейдет в другие руки. Но, конечно, нельзя забывать, что, как ни важна и ни дорога Добровольческая армия, она все же средство, а не цель главных наших усилий.

По приезде на Дон, я конечно прежде всего постараюсь выяснить себе, не связала ли себя уже бесповоротно Добровольческая армия каким-либо обязательством по отношению к союзникам. Думаю, что психологически она очень близка к этому, но надеюсь, что фактически этого еще нет и что ее связь не выражается ни в чем ином, кроме материальной поддержки, которая обязывает лишь на тот срок, пока оказывается.