Воспоминания русского дипломата - [229]

Кем охраняется все это благополучие?

От Орши до Киева я не видел ни одного хотя бы небольшого украинского патруля. Украинской силы в природе не существует. Зато на всех станциях и в городе вы видите германского часового в каске. Я готовился к этому и ожидал увидеть эмблему победоносной Пруссии – упитанного пивом и сознанием своего превосходства грубого фельдфебеля. Но впечатление совсем иное. В каске стоит старый ополченец, ландштурмист, обычно добродушный, вовсе не отталкивающий, но и вовсе не символизирующий стальную силу. Они скованы дисциплиной, долгом, они стоят на своих постах, но силы и уверенности в них вовсе не чувствуется. Их служба нелегка, немногим легче, чем на фронте. Они распылены на громадной территории, их не часто сменяют, они несут самые тяжелые караулы, и их подстреливают часто и много; от простого рядового до генерала-фельдмаршала никто из них не может быть обеспечен от выстрела в спину.

Как они на это реагируют?

Когда их достаточно, чтобы проявить силу, они сравнивают деревню с землей. Но еще вопрос: какое впечатление при этом сильнее – устрашения или озлобления? Налагают контрибуции на села и города, где совершились покушения. Но и это мало действительно. Где средства и сел и городов избавиться от злоумышленников? Аппарат власти разрушен и медленно восстанавливается, воинской силы нет, она только у немцев, и против нее не прекращаются покушения, потому что ее немного и потому что те, кто совершают покушения, сумеют укрыться, а результат их покушения только усугубляется тем недовольством, которое производят германские кары на ни в чем неповинных.

Одному из германских генералов приписывают изречение: «Наше положение блестящее, но безвыходное». Эта формула близка к действительности. Благодаря уничтожению помещичьего землевладения, которое далеко не восстановилось еще, и неизвестно, может ли восстановиться, хлеб выкачивать крайне трудно. Вычисляют, что вместо выговоренных 60 миллионов пудов из Украины вывезено всего 24 миллиона, притом большая часть по вольной, а не по твердой цене, чтобы возместить разницу и продавать у себя дома хлеб по дешевой цене, немцы прибегли к двум средствам: они создавали особый род мешочничества, за который выдают поощрительную премию – чем больше каждый высылает продовольствия своей семье на родину почтовой посылкой, тем больше ему выдают премию по представлении квитанций. С другой стороны, весь привоз товаров из Германии централизован в правительственном германском учреждении; оно облагает этот товар пошлиной, чтобы пускать его по цене того же товара в России за самой небольшой скидкой. Разница идет на возмещение расхода по приобретению хлеба, чтобы дома продавать его дешево. Комбинация очень остроумна для целей данной минуты, но едва ли рассчитана на прочное и благоприятное развитие торговых и добрососедских отношений. Обыватель надеялся получить от немца порядок и дешевые товары. Порядок есть, но надолго ли? Дешевизна есть только в сравнении с Москвою на продовольствие, но здесь оно никогда не было так дорого, как у нас. Зато товары в общем дороже. Одна моя знакомая, вдова офицера, продала две пары его сапог в магазин за 1200 рублей.

Острота отношений между германцами и их союзниками явная, не скрываемая ни теми, ни другими, особенно между немцами и австрийцами. Генерал Лукомский мне рассказывал, что в Одессе австрийский генерал-фельдмаршал[253] Бельц, случайно встретившись с ним у общих знакомых, с первых же слов начал прямо поносить Германию и ее политику. Так же отзываются об австрийцах здесь в германском штабе. Приезжие из Австрии удостоверяют, что положение там сгущается. Железные дороги забиты дезертирами. Станции будто бы напоминают то, что у нас делалось в декабре и январе. Буржуи испуганно жмутся от солдатчины, которая лезет во 2-й и 1-й классы. В Чехии будто бы открыто сепаратистское движение. Интересно, что совершенно одинаковую оценку я слышал от Шульгина и от кадетов германской ориентации. На основании сведений в военных кругах, Лукомский считает возможным, что Австрия выйдет из игры осенью.

Относясь с осторожностью к полной достоверности такой оценки, полагаю, что пройти мимо нее нельзя. Одновременно нельзя не признать значения успехов, одержанных союзниками за последнее время. Австрия на Итальянском фронте, по-видимому, понесла настоящее поражение, Германия – серьезную неудачу и значительную потерю сил. Все это несомненно ставит вопрос о возможности очищения всей левобережной Украины германскими войсками после снятия урожая, а, может быть, и до этого, ибо реализация урожая – длительная вещь. В случае выбытия Австрии как активного фактора, напряжение германских сил должно стать невероятным. Помимо стратегических задач, ей понадобится оккупировать Галицию, чтобы обеспечить сообщение с той же Украиной.

Так рисуется, в общем, положение Германии на основании здешних впечатлений и осведомлений. Нет сомнения, что если оно соответствует действительности и так и сознается самими немцами, то можно ожидать, что они проявят наибольшую уступчивость в переговорах на условиях, признаваемых нами приемлемыми. Казалось бы, что из этого следует сделать только один вывод для нас: быть как можно тверже и неуступчивее в наших требованиях и пойти на соглашение только, если всего добьемся.