Воспоминания - [97]

4

В начале лета я поехала в Москву. В то время все советовали друг другу, как лучше спрятать драгоценности и деньги. Наши деньги и облигации конфисковали в самом начале революции, и то немногое, что у нас осталось, хранилось в частных банках. У меня было много драгоценностей, которые сами по себе составляли крупный капитал, и я хотела спрятать их в надежное место. Мне порекомендовали московский ссудный банк. Я последовала этому совету и, взяв шкатулки с драгоценностями, отправилась в Москву. Остановилась я в монастыре тети Эллы. Я не видела тетю несколько месяцев. В ее окружении ничего не изменилось, атмосфера осталась прежней, но меня поразил ее больной и измученный вид. Эта женщина, которая никогда не сидела на месте, теперь большую часть времени проводила в плетеном кресле с вышивкой или вязанием.

Мы много говорили о последних событиях и их причинах. Однажды вечером, рассказывая ей о жизни арестованного императора и его семьи, я добавила, что, если она хочет написать им письмо, я могла бы найти способ передать его.

Ее глаза потемнели, губы сжались. Она довольно резко ответила, что не может послать письмо; ей нечего сказать; они с сестрой давно перестали понимать друг друга.

Я промолчала. В ее ответе слышался отзвук того, что произошло между ними за два месяца до революции, во время их последней встречи. Тетя долго пыталась показать сестре–императрице, куда заведут ее — и всю Россию — лицемерные советники и узколобое невежество, и теперь ее предсказания оправдались.

Время от времени раздавались тревожные звонки. Совет рабочих и солдатских депутатов набирал силу, и с начала лета, особенно после приезда Ленина, судьба слабого Временного правительства была предрешена. Его свержения ждали каждую минуту. День восстания назначали не один раз, у многих людей якобы имелась достоверная информация о передвижениях и намерениях большевиков. Мы жили на слухах и предупреждениях доброжелателей, как правило, анонимных, которые в пылу страстей преувеличивали и даже искажали факты.

Однажды в начале июля поздно ночью, когда мы давно уже спали, раздался стук в дверь. Я проснулась и увидела на пороге своей спальни Марианну Зарникау, одну из дочерей моей мачехи от первого брака. Она сказала, что мы должны немедленно собраться и ехать в Петроград. Она приехала за нами на машине. Она получила информацию о том, что восстание большевиков намечено на следующий день и, помимо всего прочего, они намереваются въехать на броневиках в Царское Село и вырвать императора вместе со всей его семьей у Временного правительства.

Марианна с мужем примчались в Царское Село, чтобы предупредить нас. Мы оделись и поехали в Петроград. Но ничего не произошло, и на следующий день мы вернулись в Царское Село. Планы большевиков сбросить правительство провалились. Ленин и Троцкий уехали в Кронштадт, где с начала революции собирались преступные элементы. Они уже совершили несколько зверских убийств в тех местах, но у нас еще оставалось несколько недель относительного спокойствия.

Любовь

К Володе часто приходили друзья. Чаще других у нас появлялся Алек Путятин, младший сын князя Михаила Сергеевича Путятина, дворцового коменданта Царского Села. Иногда с ним приходил его старший брат Сергей, который служил в Четвертом снайперском полку. Это был блестящий офицер, он имел два ранения и был отмечен за героизм в бою. Он часто бывал в нашем доме; я знала его с детства, но во время войны мы почти не встречались. Он находился на фронте, а я — в Пскове, и наши отпуска не совпадали.

Кажется, только один раз мы оказались в Царском Селе вместе. Это было зимой. Кто то из наших друзей устраивал прием с катанием на санях по ночному парку, и мы с Путятиным оказались в одних санях. У нас начался легкий, необременительный роман, а неделю спустя, когда я вернулась в Псков, он удивил меня, появившись в госпитале по дороге в свой полк. Он привез огромную коробку мармелада от моей мачехи, что послужило предлогом для встречи со мной — как оказалось, этот милый и привлекательный молодой человек был необычайно робким. До тех пор я виделась с ним наедине лишь однажды, и мы оба не знали, как начать разговор.

Прошло много месяцев. Революция заставила меня искать убежище в относительном спокойствии Царского Села, он тоже нашел там укрытие, вынужденный уехать с фронта, где — из за должности отца при дворе — его положение стало опасным. И теперь, когда мы оба стали, образно говоря, беженцами в Царском Селе, он часто навещал меня в доме моего отца. Наши отношения наладились, взаимная робость исчезла, и мы увлеклись друг другом.

В глубине моего сердца зашевелились чувства, которых я никогда прежде не испытывала. Вокруг нас все рушилось, мы жили в неизвестности и страхе, но молодость и умственная энергия брали свое. На нас действовала весна, наполняя наши души новой радостью. Нам хотелось счастья, нам хотелось взять от жизни все, что она могла дать. Само ощущение опасности, неопределенности положения, угрозы для наших жизней способствовало пробуждению этих чувств. Так на руинах нашего старого мира мы рискнули попытать счастья, начать новую жизнь.