Воспоминания - [43]

2

Чтобы побороть свое душевное состояние, я вставала рано и весь день занималась разными делами. К осени 1910 года мы переехали в наш новый дом на Дубовом холме.

Моя дорогая Сесилия Фалькенберг, которая сопровождала меня из России в Швецию, вышла замуж и покинула меня. Мне очень недоставало ее, поскольку она всегда умела внести веселье и была со мной почти по–матерински нежна, отличалась умом и тактом. Но в выборе двух моих новых фрейлин мне очень повезло, а лейтенант Рудебек согласился оставить военную службу и стать нашим гофмейстером и постоянным домоправителем. Вчетвером мы и жили теперь на новом месте, и я часто благодарила судьбу за общество столь преданных и приятных людей.

Дубовый холм находился совсем недалеко от Стокгольма. Это была небольшая возвышенность среди зеленых лугов общественного парка, террасы, на которых были разбиты сады, спускались прямо к воде. Здесь росли прекрасные дубы, которые и дали название этому месту.

Дом был светлый и просторный, современный и удобный, самый лучший из тех, в которых я жила. В то время у меня не было вкуса, что и сказалось на его внутренней отделке, но в целом он выглядел привлекательно и скромно, а главное, меня радовало, что не надо больше жить в мрачном дворце и что теперь у меня собственный дом.

Спустя некоторое время после переезда я устроила бал, чтобы отметить свое двадцатилетие. Помню, он прошел замечательно. У меня были присланные из Ниццы цветы, дом был заполнен ими, гости уносили их охапками, когда разъезжались.

Все дни у меня были заняты. Решив покончить с бессмысленным времяпровождением, я придумывала себе дела. Некогда я увлекалась живописью, но давно забросила. Так вот зимой я поступила в художественную школу.

Школа, которую я выбрала, была лучшей в Стокгольме. Принц Евгений, младший брат короля, очень талантливый художник, единственный из семьи одобрил мое желание учиться, хотя и у других оно не встретило возражений, только лишь привело в изумление.

Каждое утро в 8. 30 я уже стояла у мольберта в группе из двадцати пяти человек в большой комнате с серыми стенами. Первые дни были для меня трудными. Сокурсники сторонились меня, отнеслись с недоверием. Но видя, как я упорно работала и отнюдь не кичилась своим положением, они стали дружелюбны и даже оказывали мне знаки внимания. Это благодаря их помощи и критике я сумела за короткое время добиться значительных успехов.

В одиннадцать у нас был перерыв, и я часто оставалась в школе, завтракая принесенными с собой бутербродами. Иногда мои соученики угощали меня молочной едой и имбирными коврижками, которые мне особенно нравились. К полудню мы снова поворачивались к своим моделям и работали до трех, когда ранние в это время года сумерки вынуждали нас вытирать кисти и закрывать этюдники.

Вернувшись домой, я быстро переодевалась и шла на занятия в школу верховой езды. Час или два я напряженно тренировалась, училась ездить на лошади без стремян и даже преодолевать так препятствия. Потом, приняв ванну и выпив чаю, я отправлялась на урок пения или играла на фортепьяно, чтобы уметь себе аккомпанировать. Вечером я обычно выполняла задания по композиции, готовясь к экзамену, который проводился в школе раз в месяц. Мне нравилось, что на них выставлялись анонимные работы и у меня был шанс победить, если я добьюсь хорошего результата.

По дороге в художественную школу я познакомилась с поистине замечательным человеком. Он был кондуктором трамвая на линии от Стокгольма до моего дома в Юргардене. Я часто ездила этим маршрутом, когда не хотела пользоваться машиной. Дорога занимала пятнадцать минут, пассажиры обычно были одними и теми же, и у меня вошло в привычку беседовать с ними. Так я и познакомилась с этим кондуктором — старым седобородым мужчиной, который работал в компании уже много лет. Я узнала, что из своего заработка он переводил деньги небольшому дому для незаконнорожденных детей, брошенных родителями. Я была потрясена великодушием этого человека и пригласила его однажды к себе домой на чашку кофе, чтобы лучше познакомиться. Я и теперь помню его в шапке и перчатках, как он спокойно и с крайним достоинством сидел у меня в гостиной.

Сумрачные утра шведской зимы всегда настигали меня по дороге в школу. Время шло быстро и интересно. Удовлетворение достигнутым, приятная усталость теснили мрачные мысли, которые порой случайно приходили ко мне, несмотря на все усилия отогнать их прочь, а общество друзей моего возраста, простота наших отношений и отсутствие всяких условностей благотворно действовали на меня.

Я попросила короля устроить для меня костюмированный бал и для большего веселья организовала на нем кадриль для молодежи. Восемь наших пар танцевали менуэт и гавот, а потом мы с мужем исполнили мазурку, быстрый танец, живой и энергичный. У нас были красивые польские костюмы. Шпоры на моих маленьких зеленых сапожках сверкали и звякали в такт веселой музыке, и мы совершали такие стремительные пируэты, что отлетели пришитые на мое платье изумруды.

В январе прошли большие придворные празднества, приуроченные к официальному открытию парламента. По этому случаю мы все собрались к десяти утра — принцессы в парадных платьях из черного бархата с длинными шлейфами и рукавами с прорезями, отороченными горностаевым мехом, придворные дамы также в черном, но без меха, король, принцы и министры в нарядных мундирах. Мужчины группировались около короля на возвышении в зале, принцессы и придворные дамы позади них занимали верхнюю галерею. Церемония не была слишком утомительной, после нескольких речей, хотя довольно длинных, мы вернулись домой. Вечером мы должны были присутствовать на даваемом во дворце ужине в честь депутатов, после которого мы беседовали с ними, и время тянулось ужасно медленно.