Воспоминания - [37]

Эрцгерцогиня Луиза, дочь императора Вильгельма I, являлась одной из последних представительниц ныне исчезнувшего поколения принцесс. Это была старая дама, в которой строгие принципы и железная воля сочетались с живым умом и необычайно широким кругом интересов. Несмотря на мои юные годы, она всегда уважительно ко мне относилась, что поражало меня. Часов в восемь утра, когда она обычно вставала, она посылала ко мне свою первую статс–даму, чтобы поинтересоваться, как я спала, я постоянно чувствовала ее заботу. Часто она приходила в наши апартаменты, когда мы с мужем завтракали. Даже в столь ранний час она была официально одета, вся в черном, с вуалью, длинным шлейфом и веером в обтянутой черной перчаткой руке.

Ее преданность семье была удивительной, ее интересовало буквально все, что этого касалось. Часами она расспрашивала меня о разных родственниках в России, которых знала только по именам. Для нее имела значение малейшая деталь. Такое же отношение распространялось и на умерших, которые, казалось, продолжали занимать то же место в ее жизни, что и прежде. Ее спальня, куда она меня пригласила однажды, была увешана фотографиями королей, королев, принцев и принцесс на их смертном одре. Некоторые рамочки украшали веточки бессмертника и креповые банты.

При дворе в Бадене строго соблюдался этикет. Даже семейные встречи были обставлены торжественностью, и мне казалось, что такое актерство доставляло удовольствие знатным персонам, лишенным других развлечений. Моя новая семья относилась к этому очень серьезно.

На следующий после нашего приезда день император Вильгельм II приехал с официальным визитом. Вечером после парадов и церемоний семья собралась на обед в узком кругу, за столом было только семь или восемь человек. Я сидела рядом с принцем Максом, тогда молодым человеком, отличавшимся от родственников веселым характером. От его шуток я рассмеялась.

Наступила тишина. Все обернулись и смотрели на меня с крайним изумлением. Я покраснела и потупилась. Дома, в России, где все отличалось большим масштабом, личные отношения были гораздо проще. Этикет существовал только для церемоний.

Потом мы с мужем отправились в Венецию, причем шведский король решил, что во время медового месяца нам не нужны сопровождающие. Венеция, где я страстно мечтала побывать с детства, вызвала разочарование, я не нашла в ней ничего замечательного, только спустя много лет я сумела оценить ее. Потом мы поехали в Ниццу, где нас ожидал автомобиль, на котором мы путешествовали по Франции.

В Марселе принц слег в постель, так как немного простудился. В компании шофера я совершила небольшую морскую экскурсию, чтобы посмотреть замок Иф. Это происходило в субботу, и в выходной день на пароходе было много рабочих и солдат, все потягивали вино и распевали во весь голос.

В Биаррице я встретилась со своей кузиной великой княгиней Ксенией, которая с детьми жила в большой вилле у моря. Однажды мы съездили в Сан–Себастьян посмотреть бой быков, но сели на солнцепеке, и головная боль вынудила меня уйти, не дождавшись конца. Из Биаррица мы поехали в Тур, а оттуда по замкам Луары.

К тому времени я возненавидела эти поездки. Езда на автомобиле утомляла меня, часто случались всякие поломки, к тому же наряды того времени были плохо приспособлены к подобным путешествиям. В то время я не привыкла обходиться без горничной. Шляпа, укрепленная на верху высокой прически, не держалась на месте, и, чтобы не потерять ее, приходилось крепко привязывать ее вуалью, которая забивалась пылью и не давала свободно поворачивать голову. Юбки были слишком длинными и широкими для таких поездок. Время от времени я посматривала на себя в зеркало заднего вида и приходила в ужас: ветер трепал волосы, а шляпа съезжала набок.

Наконец впереди только одна еще остановка, и мы будем в Париже, где меня ждали отец и Дмитрий! Но в этот последний день у нас пять раз подряд лопались шины, а на замену одной из них требовалось по меньшей мере сорок пять минут. Я нетерпеливо ходила взад и вперед по шоссе, раздражаясь от каждой новой поломки.

Только поздним вечером мы добрались до Парижа. Когда автомобиль подъехал к отелю, первым, кого я увидела, был Жданов, старый камердинер моего брата. Я радостно бросилась ему на шею.

Потеряв надежду увидеть нас в тот вечер, Дмитрий поехал к отцу в Булонь–сюр–Сен. Но он вскоре вернулся, и мы снова встретились. Обоим казалось, что разлука длилась долго. Нам так много хотелось рассказать друг другу, но в первый момент мы не могли думать ни о чем и молчали, охваченные волнением.

Хотя мой муж всячески старался скрыть это, было видно, что мое нетерпение увидеть Дмитрия, радость от встречи с ним глубоко его задела. Я отметила про себя, что следует быть сдержанней, но, несмотря на благие намерения, мне это не удалось, и как только принц отправился в постель, я прокралась в комнату брата. Он собирался тотчас отправить меня назад, но так много всего накопилось у нас на душе, что время летело незаметно, и мы полночи провели, сидя рядышком на ступеньках и шепотом поверяя сокровенное.

На следующее утро мы завтракали у отца. Наконец то я увидела дом, к которому много лет устремлялись мои мысли, в первый раз познакомилась со своим сводным братом и двумя сестренками, старшей из которых было шесть лет. Дом в Булони был удобным, уютным, без особой роскоши. Это был настоящий дом. Вряд ли отец сожалел о большом дворце, холодном и пустынном, который он оставил в Петербурге. Они с женой были по–настоящему счастливы.