Воспоминания - [16]

Мы часто ездили в Зимний дворец играть с маленькими великими княжнами. Это доставляло радость, поскольку мы ощущали здесь прелесть семейной жизни, простой и спокойной. Император и его жена были всегда нежны в отношениях друг с другом и детьми, и было так приятно находиться в обстановке любви и семейного счастья.

Вдовствующая императрица Мария Федоровна также приглашала нас в гости, и нам нравилось бывать в Гатчинском дворце, ее любимой резиденции километрах в пятидесяти от Петербурга. Гатчина была построена императором Павлом I. Он укрывался здесь от бремени власти, доставшейся ему в наследство от энергичной матери, императрицы Екатерины II. Замок хранил дух этого несчастного сумасшедшего, молчаливого, но рыцарственного монарха. В одной из башен сохранялась в неприкосновенности его комната, сюда была перевезена из Петербурга походная кровать с запачканными кровью простынями, на которой он остался лежать после своей трагической смерти. Слуги говорили, что в этой комнате обитает дух Павла I, они знали множество всяких историй, от которых у нас мурашки по телу бегали.

Дворец окружала большая территория. Реки и озера кишели рыбой. Близ дворца, в парке находились псарни императора и конюшни, это был особый замкнутый мир. Здесь были представлены все породы охотничьих собак, от грациозных борзых с шелковистой шерстью до гигантов с бульдожьими головами меделянской породы, которые использовались для травли медведей. В конюшнях были лошади, обученные охоте на зайцев с гончими, за которыми ухаживала целая армия конюхов, объездчиков и егерей. Но со времени смерти Александра III все это стало ненужным: император Николай II не любил охоту.

Императрица Мария Федоровна вела в Гатчине уединенную и спокойную жизнь. В то время с ней были ее младшие дети, великая княжна Ольга Александровна и великий князь Михаил Александрович. Императрица, моя бабушка, всегда была очень ласкова со мной и моим братом, и, несмотря на разницу в возрасте, кузены покорили наши сердца. Кузина Ольга, легкая и проворная, очень спортивная, была веселой, по детски простодушной и с щедрой душой. Ей нравилось общение с простым народом, крестьяне были от нее в восхищении, она знала, как разговаривать с этими людьми и завоевать их доверие.

Последняя зима, которую мы проводили в нашем доме, подошла к концу. Начали упаковывать вещи, выносили ящики, все на глазах менялось. Пустые комнаты стали вдруг огромными, утратили свой привычный вид и выглядели почти чужими.

Наконец наступил день отъезда. Утром мы пошли в дворцовую церковь, а после молебна дворцовые служители собрались в одном из залов попрощаться с нами и вручили нам икону. Старый дворецкий, который знал нас с рождения, произнес короткую речь, но голос его дрожал, он с трудом сдерживал слезы. Дмитрий и я плакали навзрыд.

Мы поехали в собор Петропавловской крепости, где находился наш фамильный склеп, и положили цветы на могилу матери. Потом после целого дня мучительных прощаний и слез мы отправились в Москву. Нас сопровождали мадемуазель Элен и генерал Лейминг. Начинался новый период нашей жизни. Мое детство осталось позади, в Петербурге, в том большом дворце на Неве, теперь опустевшем и тихом.

Москва

В начале 1902 года, когда мы с Дмитрием готовились покинуть Петербург и поселиться у дяди, император Николай II решил, что целесообразно вернуть обычай, который уже лет пятьдесят как не соблюдался — он собрался провести Страстную неделю в Москве.

Мы с Дмитрием приехали в Москву за несколько дней до его прибытия. Наши дядя и тетя и все остальные в доме генерал–губернатора были поглощены подготовкой к его приезду.

Царская чета прибыла накануне Пасхи. Каждый день утром и вечером мы присутствовали на богослужениях в разных соборах Кремля. Службы на Страстной неделе, обычно длинные и утомительные, привлекали меня теперь особым очарованием. Потемневшие от времени древние иконы, которые освещались многочисленными свечами, отражавшимися в золотых окладах, казались исполненными таинственной силы. Прекрасные песнопения, нежные и печальные, плыли в воздухе, пропитанном ладаном.

Старая часть Кремля состояла из небольших сводчатых помещений, часовен и молелен всех размеров. Одну из них я особенно любила. Она была очень маленькой, в ней едва помещалось десять человек. Святые образа на иконостасе были вышиты в семнадцатом веке дочерьми царя Алексея Михайловича. Вид этих искусно выполненных работ, потребовавших кропотливого труда, вызывал в моем воображении образы принцесс, заточенных на восточный манер в своем тереме и сидящих за пяльцами. Я видела их в высоких, украшенных драгоценными камнями головных уборах и отливающих золотом парчовых платьях, их пальцы, подбирающие по цвету шелка, были унизаны кольцами.

После недели, почти целиком проведенной в церкви, наступило пасхальное воскресенье со всеми его праздничными ритуалами, официальными поздравлениями и приемами. Население Москвы, которым редко доводилось видеть своих монархов, было охвачено энтузиазмом. Все улицы, по которым следовал император, заполнили массы народа, толпа весь день окружала Кремль, надеясь увидеть его.