Воспоминания - [4]

8-го Марта в Гипромезе был устроен праздничный вечер с концертом и танцами, а также с буфетом, где были бутерброды, чай и даже вино. Меня на этом вечере опекал мой начальник Барский: сидел со мной рядом, сводил в буфет и танцевал со мной. Но когда он куда-то отлучился, я сбежала с вечера, оделась и вышла на улицу. Свирепствовала пурга, снег валил хлопьями, ветер швырял снежинки в лицо и валил с ног. По Гоголевскому бульвару я с трудом дошла до Страстной площади и подошла к остановке трамвая № 6, на котором обычно ехала домой до Сокола. Рельсы были засыпаны снегом, который никто убирать не собирался, и мне стало ясно, что трамваи ходить не будут до утра, а может быть, и дольше. Приходившие на остановку люди, постояв немного, расходились, чтобы добраться до дома пешком. Что было делать? Время было позднее, уже за полночь. К Анне Павловне идти не хотелось, чтобы ее не будить. Подумав, я решила идти к Резнику на Малую Дмитровку.

Преодолевая сугробы, почти в час ночи я добралась до дома, где жил Резник, позвонила раз-другой и стала ждать. Через какое-то время он мне открыл и очень удивился моему приходу. У него сидел друг, которого я знала, по фамилии то ли Городецкий, то ли Городницкий. Резник снял с меня засыпанное снегом пальто, шапку, отряхнул их в коридоре и тут же поставил греться чайник. И сразу же принялся растирать мне руки, а потом снял с меня обувь и растер ноги. Он напоил меня чаем, я согрелась и наконец смогла рассказать о бушевавшей на улице непогоде и засыпанных снегом трамваях. Его друг собрался и ушел к себе — он жил во дворе этого же дома. Резник постелил мне на диване, и я легла спать. Сам он спал за занавеской, отделявшей его кровать от остальной части комнаты. По теперешним временам такая ситуация вызвала бы много толков, но в то время еще очень высоко ценились дружеские отношения и другу доверяли в полной мере. Мы жили тогда в более чистой нравственной атмосфере, чем теперь. Утром мы с Александром Сергеевичем попили чаю и отправились на работу, каждый в свое учреждение. В конце рабочего дня трамваи уже ходили, и я смогла уехать к себе на Сокол.

Анна Павловна часто звонила мне на работу и просила приехать после работы к ней и остаться ночевать на Петровке, 26, поэтому в свою комнату я наведывалась редко. Анна Павловна и Галя встречали меня с радостью. Им было веселее со мной, так как знакомых у Анны Павловны в Москве почти не было, кроме Аркадия Фридмана, жившего в том же доме на одном с ней этаже. Из одной квартиры этого этажа в другую можно было попасть по дорожке на крыше, так что не было необходимости спускаться вниз и подниматься вверх в другом подъезде. Вот он иногда и заходил к Анне Павловне, так как был одиноким и такого же доброго нрава. В мае Анна Павловна сняла дачу в деревне, попросив меня жить у нее в московской квартире, чтобы не оставлять ее без присмотра. Я приезжала на дачу по воскресеньям, мы ходили в Абрамцево, в музей Аксакова, на речку Воря и просто гуляли по окрестностям. Лес был сказочной красоты. Наверное, это был тот лес, в котором Елена Поленова писала картину «Война грибов». Аромат в лесу был сильный и чудесный, этим воздухом хотелось дышать и дышать.

В конце июня в Москву должен был приехать Яков Павлович Иванченко. Подготовка к его приезду началась с того, что весь балкон квартиры был заполнен ящиками с апельсинами, мандаринами и лимонами. Оказалось, что Яков Павлович болен диабетом и эти фрукты были основным его питанием. Я уехала в свою комнату на Соколе, но не прошло и трех дней, как позвонила Анна Павловна и сказала, что Аркадий Фридман уезжает в отпуск. Она договорилась, что на время отпуска я буду жить в его комнате, чтобы быть поближе к ним.

Яков Павлович приехал на Петровку, 26, и там началась большая суета. С ним приехал его личный секретарь Новокшонов, который с самого утра приходил в дом, чтобы организовать встречи Якова Павловича с разными людьми. Людей приходило много; я не всегда присутствовала при этом, а Анна Павловна жаловалась, что сбилась с ног. В доме было шумно и по-своему весело. Новокшонов имел какое-то отношение к литературе, кажется, сам что-то писал. У него было много знакомых в писательской среде. Я думаю, что именно он подал Иванченко идею пригласить Бабеля на очередной обед. Еще до этого обеда Яков Павлович как-то пригласил меня в Театр сатиры. Я смутилась, но Анна Павловна сказала: «Не беспокойся, он еще человек десять наприглашал, так как заказывал много билетов».

Простой человек из украинских сталеваров, он не видел в жизни ничего хорошего и вдруг при советской власти как коммунист пошел в гору: стал начальником цеха, затем завода, потом занимал целый ряд ответственных партийных постов, наконец, он — председатель Востокостали. Масса возможностей, и все вокруг наше, и он, добрый по натуре человек, повел себя как хозяин. Например, мог к празднику устроить роскошный банкет для всех сотрудников, мог по какому-нибудь поводу купить женам всех сотрудников по отрезу на платье или по паре дорогих туфель, мог взять с собой в театр десяток, а то и больше, своих знакомых. Видимо, для этого в крупных советских учреждениях существовали какие-то фонды, но можно было обойтись и без них. Широта натуры требовала размаха. Таким был Яков Павлович Иванченко, и не он один.