Воспоминания петербургского старожила. Том 2 - [88]

Шрифт
Интервал

В течение этих шести месяцев я не слышал ни одного неприятного слова от Льва Кирилловича, не видел ни одной кислой мины, что было предметом удивления всех его подчиненных как по домовой его конторе, так [и] по управляемому им Департаменту гражданских отчетов контрольного ведомства[690], которых он нередко трактовал как собак в кегельной игре[691].

Я был свидетелем одного из такого рода случаев, когда он в бешенстве пустил огромный мокротный плевок в грудь служившего под его начальством коллежского советника Бильбасова, запрещая ему платком стереть этот гнусный плевок, и, обратившись ко мне с каким-то истерическим смехом, сказал по-французски:

– Cet animal s’avise de me parler de son rang et de ses décorations, en voilà une nouvelle, que je viens de leur flanquer, un crachat dans toute l’acception du terme, n’est-ce pas![692]

Дело было так: из числа мелких молоденьких чиновников департамента Льва Кирилловича был один 22-летний юноша Андреевич из спавших с голоса придворных певчих, затеявший жениться на дочери одного из пребогатеньких кладбищенских священников, кажется Смоленского кладбища, знаю только, что красивенький и развязный чиновничек получил 50 тысяч рублей приданого за 17–18-летнею женкою, свежести обворожительной и красоты редко встречаемой, получившей воспитание довольно порядочное и нравственное у родной тетки, женщины, по-видимому, весьма порядочной, бывшей камер-фрау императрицы Елизаветы Алексеевны.

Андреевич, имея возможность сделать свадьбу довольно пышную и парадную, упросил Льва Кирилловича быть его посаженым отцом. Нарышкин было не соглашался, но когда Бильбасов, заведовавший министерством удовольствий его превосходительства (le ministre de ses plaisirs), рассказал целую поэму в прозе о прелестях невесты, то Лев Кириллович согласился и, увидев молодую госпожу Андреевич, вскипел к ней страстью неимоверно сильною и тотчас проявил страсть эту, дав мужу ее прекрасное штатное место секретаря своей канцелярии с такою казенною квартирою, какую перед тем занимал вице-директор.

Бильбасов имел дерзость и глупость уверить Нарышкина, что молодая Андреевич им, Бильбасовым, вполне намуштрована и надрессирована на то, чтоб посвятить в своей спальне его превосходительству 2–3 часа времени, проводимого мужем ее на службе. Ввиду этого уверения своего министра удовольствий Нарышкин явился к прелестной молоденькой женщине во всеоружии своего торжества с букетом цветов и с роскошной бонбоньеркой[693]. Юная хозяйка приняла его превосходно, с величайшим тактом и с милою благодарностью. Но Нарышкин, увлекаясь страстью и уверениями Бильбасова, хотел довести свою предприимчивость до конца, и тут он встретил сильный отпор до того, что блестящая бонбоньерка разбита была об голову его превосходительства, который обратился в бегство и на другое утро сделал Бильбасову сцену, которой я был невольным свидетелем[694], причем Бильбасов под громом града самой гнусной извозчичьей матерщины пробормотал что-то о своих чинах и орденах, следствием чего был плевок в грудь коллежскому советнику, который впоследствии у того же начальства дослужился до превосходительства[695].

Анекдоты для сборника, который В. П. Бурнашев подготовил для издателя М. О. Вольфа

Целомудренный дежурный генерал

В 1831 году два стихотворения барона Егора Федоровича Розена, известного стихотворца того времени, носившего тогда чин гусарского майора и звание старшего адъютанта Инспекторского департамента[696], обратили на себя внимание тогдашнего дежурного генерала Потапова, слишком порядочного человека, чтоб, подобно, например, генералу Арбузову, гневаться на тех из офицеров, которые занимались литературой, и гнать их; но, однако, его превосходительство был ежели не пуританин de facto, то любил щеголять пюризмом нравственности, и потому на него произвели неприятное впечатление одни стихи подчиненного ему штаб-офицера – стихотворца. Вот эти стихи, во-первых, напечатанные в альманахе «Альциона» на 1831 год:

Путешествуя ко гробу,
Где почиет твой супруг,
Позабудь мирскую злобу:
Я вдовице нежный друг!
Покорись же провиденью,
Сокрушенная сестра[697]!
Отдохни под дымной сенью
Постоялого двора!
Нет перины! Нет служанки!
Но отвыкнувший от нег,
Без кровати, без лежанки,
Будет сносен сей ночлег;
Как-нибудь тебя пристрою:
Есть подушка и шинель;
Постелю тебе шинель[698].

Одновременно с этими стихами, в которых одна строка была заполнена точками, как бы вымаранная цензором, что в те времена придавало особенный шик стихотворениям в печати, в маленькой газетке Бестужева-Рюмина «[Северный] Меркурий» явились другие стихи того же барона Розена, майора и старшего адъютанта Инспекторского департамента, а именно:

Подруга муз, Музариона!
Тебе одной на умный суд
Я отдаю мой новый труд:
Скажи, грешна ли «Альциона»? —
Меня за «Левена»[699][700] винят,
За Баратынского[701] бранят
Санктпетербургские Сусанны;
И сам журнальный мой патрон,
Моим поступком оскорбленный,
Мне нашептал упрек нежданный!
Но если оправдаешь ты
Меня пред троном красоты,
Так до журнальной потасовки,
Еще беспечный весельчак,
Скажу патрону: «Ты чудак!»
Скажу Сусаннам: «Вы плутовки!»…

Еще от автора Владимир Петрович Бурнашев
Воспоминания петербургского старожила. Том 1

Журналист и прозаик Владимир Петрович Бурнашев (1810-1888) пользовался в начале 1870-х годов широкой читательской популярностью. В своих мемуарах он рисовал живые картины бытовой, военной и литературной жизни второй четверти XIX века. Его воспоминания охватывают широкий круг людей – известных государственных и военных деятелей (М. М. Сперанский, Е. Ф. Канкрин, А. П. Ермолов, В. Г. Бибиков, С. М. Каменский и др.), писателей (А. С. Пушкин, М. Ю. Лермонтов, Н. И. Греч, Ф. В. Булгарин, О. И. Сенковский, А. С. Грибоедов и др.), также малоизвестных литераторов и журналистов.


Рекомендуем почитать
Северная Корея. Эпоха Ким Чен Ира на закате

Впервые в отечественной историографии предпринята попытка исследовать становление и деятельность в Северной Корее деспотической власти Ким Ир Сена — Ким Чен Ира, дать правдивую картину жизни северокорейского общества в «эпохудвух Кимов». Рассматривается внутренняя и внешняя политика «великого вождя» Ким Ир Сена и его сына «великого полководца» Ким Чен Ира, анализируются политическая система и политические институты современной КНДР. Основу исследования составили собранные авторами уникальные материалы о Ким Чен Ире, его отце Ким Ир Сене и их деятельности.Книга предназначена для тех, кто интересуется международными проблемами.


Хулио Кортасар. Другая сторона вещей

Издательство «Азбука-классика» представляет книгу об одном из крупнейших писателей XX века – Хулио Кортасаре, авторе знаменитых романов «Игра в классики», «Модель для сборки. 62». Это первое издание, в котором, кроме рассказа о жизни писателя, дается литературоведческий анализ его произведений, приводится огромное количество документальных материалов. Мигель Эрраес, известный испанский прозаик, знаток испано-язычной литературы, создал увлекательное повествование о жизни и творчестве Кортасара.


Кастанеда, Магическое путешествие с Карлосом

Наконец-то перед нами достоверная биография Кастанеды! Брак Карлоса с Маргарет официально длился 13 лет (I960-1973). Она больше, чем кто бы то ни было, знает о его молодых годах в Перу и США, о его работе над первыми книгами и щедро делится воспоминаниями, наблюдениями и фотографиями из личного альбома, драгоценными для каждого, кто серьезно интересуется магическим миром Кастанеды. Как ни трудно поверить, это не "бульварная" книга, написанная в погоне за быстрым долларом. 77-летняя Маргарет Кастанеда - очень интеллигентная и тактичная женщина.


Добрые люди Древней Руси

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Воспоминания русских крестьян XVIII — первой половины XIX века

Сборник содержит воспоминания крестьян-мемуаристов конца XVIII — первой половины XIX века, позволяющие увидеть русскую жизнь того времени под необычным углом зрения и понять, о чем думали и к чему стремились представители наиболее многочисленного и наименее известного сословия русского общества. Это первая попытка собрать под одной обложкой воспоминания крестьян, причем часть мемуаров вообще печатается впервые, а остальные (за исключением двух) никогда не переиздавались.


Воспоминания

Внук известного историка С. М. Соловьева, племянник не менее известного философа Вл. С. Соловьева, друг Андрея Белого и Александра Блока, Сергей Михайлович Соловьев (1885— 1942) и сам был талантливым поэтом и мыслителем. Во впервые публикуемых его «Воспоминаниях» ярко описаны детство и юность автора, его родственники и друзья, московский быт и интеллектуальная атмосфера конца XIX — начала XX века. Книга включает также его «Воспоминания об Александре Блоке».


Моя жизнь

Долгая и интересная жизнь Веры Александровны Флоренской (1900–1996), внучки священника, по времени совпала со всем ХХ столетием. В ее воспоминаниях отражены главные драматические события века в нашей стране: революция, Первая мировая война, довоенные годы, аресты, лагерь и ссылка, Вторая мировая, реабилитация, годы «застоя». Автор рассказывает о своих детских и юношеских годах, об учебе, о браке с Леонидом Яковлевичем Гинцбургом, впоследствии известном правоведе, об аресте Гинцбурга и его скитаниях по лагерям и о пребывании самой Флоренской в ссылке.


Дневник. Том 1

Любовь Васильевна Шапорина (1879–1967) – создательница первого в советской России театра марионеток, художница, переводчица. Впервые публикуемый ее дневник – явление уникальное среди отечественных дневников XX века. Он велся с 1920-х по 1960-е годы и не имеет себе равных как по продолжительности и тематическому охвату (политика, экономика, религия, быт города и деревни, блокада Ленинграда, политические репрессии, деятельность НКВД, литературная жизнь, музыка, живопись, театр и т. д.), так и по остроте критического отношения к советской власти.