Воспоминания петербургского старожила. Том 1 - [135]
По окончании спектакля, пока еще вся толпа не хлынула в фойе или в довольно пространные сени этого длинного неуклюжего здания, носившего название «театра», наша ложа опустела: моя тетушка с моей кузиною, тогда только что вышедшею замуж, еще крайне молоденькою женщиною, обе уехали домой в маленькой докторской карете, а я остался пока в сенях, чтоб поглазеть на разъезд, и тут нечаянно попал в разноцветную толпу гусарских офицеров, около которой егозил архитектор Петонди, старавшийся тотчас свести с этими господами знакомство. Он, между прочим, объяснял им, что на будущее время уже, конечно, ничего подобного с козлом не случится по той простой причине, что козел Васька «велел долго жить».
– Кому? – спросил, хохоча, один из офицеров. – Вероятно, вам, господин архитектор?
– А рога кому он завещал? – сострил еще какой-то молодой поручик.
– Уж, конечно, не нашему смотрителю судоходства, – заметил проходивший мимо остряк Г[лебов], – так как у него этого добра довольно.
– Дело-с в том, – объяснял Петонди, не без причины кольнутый замечанием о рогах смотрителя судоходства, в существовании и процветании которых он принимал деятельное участие в качестве услужливого Меркурия, – дело-с в том-с, – и при этом он высоко поднимал свои и без того огромные, туго накрахмаленные брыжи, – что его графское сиятельство приказал, за невозможностью иметь хорошо дрессированного козла, снять окончательно с репертуара первую часть «Днепровской русалки».
– Весьма жаль, весьма жаль, – докторально цедил и внушительно объяснял по квартирмейстерской части капитан Швахман. – В столичных городах С.-Петербурге и Москве пьеса эта идет совершенно благополучно, при искусственном, вполне подражающем натуральному козле.
– Но как же это, господин капитан, – спросил искательно Петонди, – как же это в столицах-то козел искусственный? Вероятно, его возят на колесцах?
– Ничего не бывало, – пояснял крайне педантично квартирмейстер Густав Карлович, – ничего не бывало. Зачем такой патриархальный, примитивный и игрушечный способ движения манекена, когда в распоряжении театрального механика есть хоть малейшая доза знания своей науки для устройства автомата? Жолобковые рельсы, подпольный механизм, соединенный с корпусом автомата, внизу ворот, архимедов винт, канаты. О, да это азбука дела!
– О, как бы граф был рад, если бы, – воскликнул, ухмыляясь, Петонди, – вашими устами, капитан, да мед пить. В том-то-с и беда, что у нас был старик механик англичанин. Он уехал восвояси, а ученики его все молодежь, такая недозрелая, сколько их розгами ни пори, а выдумать дельного чего-нибудь они не умеют.
– Да-с, – заметил Швахман, – побоями дело науки не делается. Но если графу угодно бы было предоставить мне устройство такого механического козла для вашей сцены и для оперы, которая поистине идет у вас прекрасно, то в более или менее непродолжительном времени вы будете иметь на вашей сцене такого козла, которого не смутят никакие в свете рукоплескания, даже хоть бы всей нашей дивизии, в составе всех нижних чинов. Такой козел будет свободно и плавно двигаться по всему верхнему полу, а Тарабар, сидя на нем, преспокойно будет петь свою арию. Можно будет утилизировать кожу, рога, бороду, словом, все принадлежности скончавшегося вашего Васьки и сфабриковать манекен прелестный.
– Ну, однако, как там это ни прекрасно, – заметил, расправляя свои великолепные усы, постоянно позировавший с аффектациею ротмистр барон Унгерн-Штернберг, – а ведь мы и не замечаем в разговорах о козле, что мы здесь одни-одинешеньки остались, вся публика разъехалась по домам. Пора и нам, но наперед заедем, господа, в здешнюю единственную кофейню синьора Пиватто и хватим дюжинку водицы нашей разлюбезной вдовушки Эрнестины Карловны Клико[937]. Кто гусар, тот марш со мной!
И, высказав этот спич, он сел в поданные ему пошевни вместе с двумя его товарищами, а прочие, крикнув: «С Унгерном в огонь и в воду!» – последовали его примеру, расселись в разные сани и поехали. Но на театральном подъезде, однако, еще довольно долго виден был черный петуший султан, колыхавшийся на треуголке квартирмейстера Швахмана, с жаром толковавшего, по-видимому, об устройстве механического козла архитектору Петонди, который на другой же день с утра прикатил к нему, приглашая капитана, от имени графа Сергея Михайловича, к обеденному столу его сиятельства.
Бал, данный дворянством гусарству, как прокричала вся губерния, а с нею и вся дивизия, в честь которой он состоялся, был на славу и отличался блистательными и рельефными особенностями, имевшими в результате несколько свадеб и несколько отставок от действительной службы, для вящего преумножения персонала орловского дворянства, с чинами не выше ротмистрского.
При всем том, что гусарство, особенно голубое, павлоградское, квартировавшее в самом городе, очень тесно слилось с орловским обществом, в доме Василья Петровича из всех этих господ от времени до времени, да и то в какие-нибудь экстренные дни, показывался полковой командир, полковник Пашков, да еще бывал у нас бригадный командир генерал-майор фон Зольдайн на музыкальных вечерах, заканчивавшихся в полночь ужином. Этот господин играл прекрасно на виолончели, почему участвовал во всех трио моего дяди, яростного пианиста. Скрипку же всегда держал Анатоль Ипполитович Бешметов, мастерски владевший смычком; он бывал у нас постоянно, разумеется, в те дни, когда ему не случалось сидеть на гауптвахте, что с ним, впрочем, бывало нередко, а именно за то, что этот le charmant monsieur Anatole et l’enfant chéri de la division
