Воспоминания об Аверинцеве - [25]

В Яме вместе с владельцем Маркусом, а когда и вместо него, царствовала его мать, Фрау Матчниг — такая представительная венская дама средних лет, и сразу видно — палец в рот не клади! Если господин Маркус всегда готов был сделать значительную скидку постоянным покупателям, особенно если покупалось сразу несколько книг, то его мама — ни-ни! Строго как отмечено на обложках. То же можно отнести и к моменту написания этих воспоминаний, то есть к ноябрю 2008 года, благо упомянутые лица и посейчас здравствуют и нисколечко не изменились: смело можно говорить в настоящем времени!

Но с другой-то стороны, какие это были цены! Книги "поплоше", что выставлялись, да и сейчас ещё выставляются в картонных "крабиях" у входа, в середине 1990-х шли вообще по цене от 5 до 20 шиллингов (то есть от 30 центов до 1,5 евро, примерно). И сейчас ещё можно кое-какие книжонки купить по цене от по 50 центов до 2-х евро. За какие-то пару десятков "евриков" и сегодня можно приобрести многотомные издания европейских классиков, не говоря уже об отдельных томах, которые порою отдаются за бесценок, будучи красиво иллюстрированными, издания где-нибудь конца 19-го, начала 20-го века.

А несметные богатства Ямы полагалось начинать осматривать именно с наружных коробок. Что и проделывал Сергей Сергеич, порою находя в этих картонках интереснейшие брошюрки и книжонки. Коробки эти убирались вниз лишь в случае проливного дождя.

Память стёрла, увы, многие частности и конкретные факты, иное смешав в удивительные комбинации. Остались во многом лишь общие впечатления и отдельные яркие образы, по-видимому, неизгладимые. А тогда это была такая повседневность. Вот роешься вместе с Аверинцевым в книгах, наглатываешъся книжной пыли — но довольный! Потому что — с Аверинцевым. Поначалу, в самые первые годы меня эти эпизоды даже несколько шокировали своей "сюрреалистичностью": ну как такое возможно, вместе с Аверинцевым рыться в книжках, да ещё чтоб он делал какие-то подарки. Конечно, я тотчас же сообщал домой (то есть родителям в Петербург) по телефону об очередной встрече, и они, естественно, радовались вместе со мной.

Да и не о том речь, что я, допустим, просто встретился с ним где-то в университетском здании или по дороге из университета. Нет, но ведь такое случалось, и нередко, чтоб Аверинцев почти чтo прочитывал мне в Яме „частные“ лекции, мне одному, да об общих церковных знакомых мы с ним говорили (в Латвии, например, были у нас общие знакомые, и в Питере), да ещё и спорили нередко, на самые разные темы. Правда, последнее я позволял себе скорее в более поздние годы, поначалу, конечно же, вовсе на такое не решаясь. Это ж кому только рассказать! Я и рассказывал, и, подобно ребёнку, радовался и гордился. Но то было как благодать — явилось безо всякой заслуги с моей стороны. Только успевай принимать!

Постепенно, со временем (наверное, надо сказать, с годами) чувство нереальности ушло, и осталась одна чистая радость: от этого незабвенного общения в Яме, от наших совместных культурологических экзерсисов, от "дележа" некоторых книжек, от того, что так часто удостаивался я его провожать из Ямы до дому, — благо что проживал Сергей Сергеич совсем близко, в нескольких минутах ходьбы от Ямы. Только немного вдоль "Нового Здания" и — через довольно широкую улицу, Universitätsstraße. Тут мы обычно и прощались — до следующей встрече в университете, — или в Яме.

А уж как я старался этот короткий путь от Ямы до его дома потянуть! Чтоб только отдалить мгновение прощания. Всегда внутренно радовался, что широкая улица такая оживлённая, и что ждать приходилось нередко.

Да, если б кто-нибудь меня спросил о том, где "мои настоящие университеты", то, — конечно, под особое настроение, — я мог бы, наверное, сказать: "В Яме. С Аверинцевым".

Перебирая свои записи, обнаружил незаконченную ещё часть 4-го текста моих воспоминаний об Аверинцеве в Вене, которую пока что не опубликовывал в Живом Журнале, надеясь при случае "закруглить". Завершение всё ещё ожидается, так как имеются некоторые факты и эпизоды, о которых хотелось бы написать. Жалко, если пропадут… Но на это необходимо время и вполне определённое "ностальгическое" настроение. Мне подумалось, что "лучшее — враг хорошего", поэтому решил вот выложить то, что есть, а остальное допишу как-нибудь, под условием Иакова (Иак. 4,15). Итак, для всех, интересующихся деталями жизни Аверинцева в Вене (или скорее, моим его восприятием), выкладываю по "катом" этот небольшой текст.

По прошествии времени мне то и дело вспоминаются какие-то отдельные яркие эпизоды, связанные с жизнью С. С. Аверинцева в Вене и моим с ним общением. Иные и не то, чтобы особенно ярко были впечатаны в память. И не настолько они важны "объективно", с точки зрения деятельности Сергея Сергеича как учёного, мыслителя, поэта… Нет, они просто пока ещё возникают, как трудноуловимые ньюансы живого опыта, которые Серей Сергеич так мастерски умел выражать в своих научных работах и в неспешной манере вести беседу.

Пропади они в вечно меняющемся потоке истории, мало что изменится в оценке Аверинцева современниками и потомками. Но ведь что-то и пропадёт навсегда, забудется. Как уже многое исчезло — из памяти, или в её глубинах, всех тех, кто хорошо знал Аверинцева. И я многое забуду, буду только помнить, что нечто "такое" было. Бесконечно жалко. Поэтому и спешу хоть какие-то детали своего восприятия зафиксировать, всё то, что капризная память сумела сохранить спустя несколько лет после его ухода. Хотя бы в виде ещё нескольких скромных цветочных лепестков на его могилу.