Воспоминания о народном ополчении - [21]

Командир дивизии полковник Шундеев не отходил от телефонов, которые находились в одном из блиндажей на склоне оврага за Мойтевым. Комиссар дивизии несколько раз в ночь уезжал и возвращался. Комендантское отделение продолжало нести охрану штаба. Смены караулов теперь не было, стояли на постах все, никто не спал, ели прямо с винтовкой в руках.

Утро четвертого октября было более хмурое, чем в предыдущие дни. Небо стали заволакивать тучи. Чудесная сухая осенняя погода, которая стояла все последние дни, стала сменяться более хмурой; казалось, что может пойти дождь, стал дуть прохладный ветерок.

В этот день артиллерийской подготовки почти не было, вернее, она была очень короткой и сосредоточилась главным образом на нашем левом фланге, там, где располагалась 9-я дивизия Народного ополчения, и где на стыке двух армий 24-й и, кажется, 20-й немцам удалось потеснить накануне наши части на несколько километров.

После этой короткой артиллерийской подготовки шум стрелкового боя стал все явственнее уходить дальше на восток. К середине дня выстрелы автоматов и одиночные орудийные выстрелы стали слышаться юго-восточнее Мойтева, немцы охватили нас с юга полукругом.

Мне приходилось в эти часы наблюдать за командиром дивизии полковником Шундеевым. Он страшно волновался, мне казалось, что им овладела какая-то растерянность; это не был страх. Мне казалось, что полковник думал только о фронте, только о дивизии. Но он, казалось, не знал, что надо было делать, или, вернее, знал, но не решался взять на себя инициативу, которая могла быть неправильно понята, а как показала война - это есть необходимое условие, без которого ни один командир не может добиться успеха.

Немцы все продвигались на нашем левом фланге, охватывая дивизию, а вместе с ней и штаб в полукольцо. В это время меня вызвал начальник первого отдела и приказал организовать похороны только что убитого в Мойтеве разрывом шрапнели военинтенданта 1-го ранга (фамилию я забыл), того самого, который в июле руководил работами по сооружению линии обороны на участке запасного полка дивизии в дни, когда саперный взвод занимался заготовкой кольев.

Для похорон мне приказали взять несколько командиров из школы, которая действовала при политотделе дивизии. Прибежав к дому, где размещалась эта школа, я встретил там Женю Ильина, который учился в аспирантуре вместе со мной. Мы с ним не виделись с самого начала июля. Но поговорить нам не удалось: не успел я еще объяснить, зачем я сюда пришел, как меня срочно вызвали к командиру дивизии. Не выполнив приказания по похоронам военного интенданта 1-го ранга, я вернулся в блиндаж полковника. Когда я шел по улице Мойтева, то видел, как немцы, выходя из Ельни, стали двигаться по полю в сторону Мойтева; таким образом, им оставалось до Мойтева меньше километра. По ним стали стрелять бойцы, расположенные в окопах вокруг деревни.

Только вошел я в землянку и доложил командиру дивизии, что явился по его приказанию, как дежуривший у аппаратов сказал: "Товарищ полковник, командующий 24-ой армией вызывает вас к аппарату". Командир дивизии взял трубку и, встав по стойке смирно, сказал: "Товарищ генерал, полковник Шундеев вас слушает". Затем мы услышали слова: "Есть организовать отход дивизии в район населенного пункта Волочек и занять в этом районе оборону". На этом разговор был закончен. Тут же полковник Шундеев стал отдавать соответствующие приказы командирам полков и отдельных батальонов.

Не знаю, удалось ли командиру дивизии довести приказ об отходе до всех наших частей: этому могло помешать и отсутствие связи. Мне было приказано начать погрузку отделов штаба на машины. Но этот приказ стал быстро известен во всех отделах, и штаб через несколько минут уже был на машинах.

Комендантское отделение село на полуторку, которая была в распоряжении начальника АХЧ Коршунова. Он сел рядом с шофером, мы все - в кузов машины, к нам же в машину сел и Женя Ильин. Немцы обстреливали Мойтево из минометов, но штаб ехал уже по дороге к Волочку.

ОТСТУПЛЕНИЕ

Очень скоро машины штаба выехали на большак (так называют в Смоленской области шоссейные дороги). Вид этого большака был необыкновенный: по нему в сторону Вязьмы катилась лавина отступающей армии. Тут были тяжелые орудия, которые тянули огромные тягачи, всевозможные автомашины, конные повозки, артиллеристы и отступающая пешком пехота.

Шоссейной дороги не хватало, поэтому лавина двигалась параллельно дороге по обочинам. Наши машины вклинились в общий поток, который двигался довольно медленно. Воздух был наполнен лязгом гусениц тягачей и танков, криками людей, гудками автомашин.

Здесь мне пришлось увидеть страшную картину, как тягач своими гусеницами раздавил человека. Произошло это так: довольно пожилой красноармеец, возможно, из ополченцев, пытался сесть на одну из идущих по дороге машин. Как видно, его туда не взяли. Он отцепился от борта машины, будучи повернут при этом спиной к общему движению. В это время сзади шел огромный тягач; водитель тягача не заметил появившегося на дороге человека. Красноармеец успел только вскрикнуть, как гусеница тягача проехала по нему. Там, где был человек, осталась только лужа крови, вмятая в грязь шинель, да две ноги, обутые в черные ботинки с обмотками.