Воспоминания о Корнее Чуковском - [39]

Сейчас у меня печатаются — в Гослите „Люди и книги“ (толстенная скучная книга) и в „Советском писателе“ — воспоминания, жидковатые, но правдивые.

Привет Ей!

Целую Вашу руку и жду.

Ваш К. Чуковский».

Я смею думать, что к нашей семье Корней Иванович относился особенно бережно: он любил Халтурина (знал его еще с ленинградской поры), считал его талантливым человеком, бранил за лень, часто советовался с ним; но именно он первый, еще до всех врачей, сказал мне, что Халтурин тяжело болен и не надо его тормошить. А меня он, вероятно, жалел, помня Иришку и Вову, которых я так трагически потеряла. Когда Халтурин заболел в 1964 году, Корней Иванович писал мне:

«Дорогая Вера Васильевна!

Поздравляю Вас с днем 8-го марта — от всей души, с любовью и горячим сочувствием. Лишь недавно я узнал о Ваничкиной болезни — и так как я по себе знаю, какая это мука — страдания близких людей, подумал, что судьба слишком уж безжалостна к Вам — немилосердно наносит удары в одну и ту же рану, не давая Вам очнуться от боли…»

И дальше, словно желая отвлечь меня от горьких дум, он пишет о «наших общих делах» — о библейских рассказах, которые он задумал тогда издать (я пересказала для этого сборника, который пока так и не увидел света, «Иосиф и его братья» и «Суд Соломона»).

«И еще, — пишет дальше Корней Иванович, — у меня есть дело. Вы отдали Элле Уинтер мою книгу, верней, мой экземпляр Вашей книги и не возместили своего долга. Между тем Ваша книга мне до зарезу нужна. Дело в том, что ее хочет перевести — не всю, частично (о Гайдаре, о Квитко) — Калифорнийский университет. Они требуют у меня экземпляр, думая, что у нас такие книги залеживаются в книжных магазинах. Одновременно с этим я пишу в Дом детской книги, прося их, чтобы они продали мне два экземпляра Вашей книги. Но если они откажут, придется прибегнуть к Вам. Вашу книгу и еще две-три я намерен переслать через „Международную книгу“ или Иностранную комиссию Союза писателей. Сейчас „Международная книга“ прислала мне 8 рецензий на американское издание книги „От двух до пяти“, 8 рецензий — за два месяца. Это больше, чем написано о русском издании с 1928 года.

Очень заинтересовались там детской советской литературой — под воздействием „От двух до пяти“.

Целую Ваши руки

дружески Ваш Корней Чуковский».

«Ваничке задушевный привет!»

Кажется, из этих попыток ничего не вышло, но важно, что Корней Иванович хотел мне сказать о них. У меня хранится несколько его открыток и записочек, всегда дружеских и ласковых. Например:

«Смирновой и Халтурину.

Дорогие друзья!

На кого Вы меня покинули? Мне без Вас очень скучно. Даже некого поздравить с Новым годом.

Передайте мой почтительный новогодний привет Зике.

Ваш Корней Чуковский».

Или:

«Дорогая В. В. Я ни в коем случае не слал бы Вам такой высокоидейной открытки (фотография памятника Чернышевскому. — В. С.), если бы не знал, что у Вас есть ученая сестра, которой прошу передать мой низкий поклон и почтительный новогодний привет. Часть этого привета примите сами, часть передайте Ивану Игнатьевичу. Как жалко, что лучшие месяцы Вы проводите вдали от Переделкина. С Вашей стороны это совершенно безнравственно. Мне без Вас скучно. Приезжайте скорее. Обнимаю всех троих.

Ваш Чуковский».

Как-то в письме Халтурину, где он уверял его в своей любви, Корней Иванович приписал: «А Веру Васильевну я привык любить со всеми ее сестрами, племянницами, кузинами». И в самом деле — он знал весь «смирновский клан», часто гостивший у меня на даче. Одной из моих «кузин», А. М. Смирновой, он подарил книжку «Серебряный герб» с такой надписью:

Как летом приятна нарзанная ванна,

Так мне, окаянному, Анна желанна.

Он много лет разыгрывал влюбленного в мою младшую сестру: гуляя с ней по снежной нашей аллее, рисовал на снегу пронзенное сердце и писал по-английски объяснения в любви; в письмах ко мне не забывал передать «поклон Ей». А на книжке Уитмена, подаренной ей, он написал такое стихотворение:

О сердце робкое, не выдай

Ты тайны сладостной моей:

Пленен прелестной Зинаидой

Безумный пламенный Корней.

Без Зинаиды я тоскую

И к Герцену ее ревную[7],

И горько плачу, что она

Навеки Энгельсу верна.

Я и Белинскому завидую:

И день и ночь так близок он

С моею милой Зинаидою

Счастливейший Виссарион!!

Корней Чуковский,

27/II-67 года.

* * *

Несмотря на добрые отношения Корнея Ивановича ко мне и к моей семье, мне долгое время казалось, что он не принимает меня всерьез как критика. Когда вышел первый мой сборник статей в 1956 году, я послала ему книгу с письмом, в котором высказала свои сомнения в том: имею ли я право заниматься критикой. И вот что он мне ответил.

«Дорогая Вера Васильевна!

Помимо всех прочих талантов — критику требуются два:

1. Талант понимания, чуткость, то, что называется вкус (в широком смысле слова).

2. Талант выражения: умение заразить читателя своим восприятием особенностей данного автора (выражаюсь я коряво, но думаю, что Вы не взыщете).

Нет критика, у которого оба эти таланта всегда, при всех обстоятельствах, совпадали бы. У Белинского, когда он бранил Шевченко, порицал сказки Пушкина и т. д., второй талант преобладал над первым: блеск изложения выше вкуса. У Михайловского, когда он из года в год гвоздил Чехова, — тоже. У Аполлона Григорьева, когда он писал об Островском, первый талант был значительно выше второго.