Воспоминания о К Марксе и Ф Энгельсе (Часть 2) - [14]

* Литература партии "Народная воля". Издательство О-ва политкаторжан и ссыльно-поселенцев. Москва, 1930, стр. 82. (Прим. авт.)

45

Появилась уже 1-я книжка издания: "18 марта 1871 года", соч. П. Лаврова" *.

В нее Гартман и я входили как народовольцы, Драгоманов - как представитель украинофильской партии, а Лавров и Павловский - сами по себе. Редактировал же фактически я, как находившийся в Женеве, где были типография и центр сношений.

О впечатлении же, которое произвело это издание среди оставшихся в России товарищей, можно судить по письму ко мне Веры Фигнер от 29 ноября 1880 года:

""Коммуна" Лаврова (т. е. 18 марта 1871 г.) приводит в пафос, а (ты прислал) всего два экземпляра, по всему Питеру нарасхват" **.

А в начале письма:

"Постарайся прислать хоть несколько экземпляров "Коммуны"... *** ты этим даже личное одолжение делаешь мне..."

Большой успех первой книжки этого издания, следующим выпуском которого предполагался перевод книги Шеффле "Квинтэссенция социализма", заставил меня и находившихся в Женеве соредакторов постараться выпустить третьей книжкой что-нибудь из произведений Маркса, и в декабре 1880 года (как выходит по документам, а мне теперь уже кажется, что в январе, перед самым моим возвращением в Россию, я отправился в Лондон к Марксу, соединив с этим и поездку по дороге в Париж к Лаврову и французским бланкистам, предлагавшим печатать в своем органе все воззвания, присылаемые им от имени "Народной воли".

В Лондоне я прежде всего явился к своему товарищу по "Народной воле" Гартману и с ним на другой же день поехал по подземной (а отчасти над-крышной) железной дороге к Марксу, жившему тогда в предместье Лондона, в хорошеньком беленьком одноэтажном (как будто с мезонином) каменном домике.

46

* В I томе Сочинений Плеханова (1920, стр. 62-72) напечатана листовка "Об издании "Русской социально-революционной библиотеки"", а мне почему-то кажется, что она была коллективным произведением, тем более что Плеханов, как видно из этого объявления, не входил в первоначальную редакцию. Но вполне возможно, что мне изменяет память". (Прим. авт.)

** См. не напечатанный еще архив Лаврова в Институте Маркса Энгельса - Ленина. (Прим. авт.)

*** Здесь и ниже отточие поставлено автором. Ред.

Когда Гартман стукнул три раза в дверь привешенным к ней подобием молотка (заменявшем звонок), нам отворила дверь молодая девушка и на вопрос Гартмана: М-г Marx in? (Дома ли м-р Маркс?) - ответила, что нет, но дома его дочь.

Почти тотчас же к нам вышла другая хорошенькая стройная девушка, показавшаяся мне настоящей Гретхен или Маргаритой из "Фауста". Это оказалась дочь Маркса Элеонора, жившая тогда вместе с отцом, а первая была, очевидно, домработница. Гартман представил меня Элеоноре как приехавшего из России "нигилиста" (так продолжали еще по почину Тургенева называть нас иностранцы, понимая под этим именем таинственных, неуловимых заговорщиков против императорской власти в России).

Она крепко пожала нам руки, но на вопрос об отце ответила, что он теперь занимается в Британском музее и возвратится только вечером, а завтра останется весь день дома и будет очень рад нас видеть. Поболтав с нею немного, мы ушли, а на следующий день снова явились в сказанный нам час.

Маркс уже ждал нас в своем кабинете, в котором в стороне присела и его дочь. Он приветствовал нас сначала по-английски, но как только услышал, что в одной из первых же фраз я, затруднившись в каком-то выражении (потому что я хотя читал без словаря по-английски, но в разговоре не имел практики), заменил английскую фразу французской, перешел и сам на французский язык, на котором и продолжалась наша беседа.

Я уже видел тогда в эмиграции его портреты, те же самые, какие у нас находятся повсюду и теперь, потому что все они принадлежат тому самому времени, и смеясь, помнится, сказал ему, что он поразительно похож на свой портрет. А он тоже смеясь ответил мне, что ему и помимо этого случая бывало странно слышать о своем сходстве со своими портретами, тогда как обыкновенно портреты бывают сходны с оригиналом. Он был очень внимателен и приветлив ко мне, хотя и в голосе, и в манерах чувствовалось сознание им своего выдающегося положения. В его кабинете, мне

47

помнится, три стены, уставленные полками с книгами, письменный стол близ окна и еще другой, меньший столик у диванчика и зеленый абажур над зажженной лампой, так как, несмотря на почти полуденное время, в Лондоне стоял какой-то сизый туман, делавший день похожим на вечер. Нам подали чай с бисквитами.

Маркс больше расспрашивал меня о наших целях и средствах, чем рассказывал о своей теории, причем я, вероятно, и рассказал ему о причинах распадения первоначальной "Земли и воли" на аграрный "Черный передел" и на политическую "Народную волю", о чем и говорит Рязанов в первом томе архива Маркса и Энгельса 367.

В заключение Маркс сказал, что наша борьба по способу Вильгельма Телля с самодержавной олигархией напоминает ему что-то легендарное, чего не может уже быть в настоящее время в прозаической Западной Европе.

Других деталей этого разговора, продолжавшегося часа два, я теперь не припоминаю, но помню, как перед уходом я исполнил то, зачем приехал: просил дать что-нибудь из своих теоретических работ для ближайшей книжки "Социально-революционной библиотеки", написав к ней небольшое предисловие.