Воспоминания о будущем - [7]

Наконец мы припарковываемся, хватаем свои сумки, несемся под пронзительным ветром к крутящимся дверям и галопом пробегаем по «недавно обновленному вестибюлю», как называет это помещение моя мама. Пока мы дожидаемся лифта, по каким-то соображениям не вошедшего в план обновления, я осматриваюсь по сторонам.

По необъяснимой причине указатель с надписью «РЕАНИМАЦИЯ» заставляет меня содрогнуться.

Наверное, моя нервозность объясняется недавней аварией или тревожным эпизодом на кладбище. По крайней мере, я объясняю это так.

Тем не менее все время, пока лифт нехотя тащится на третий этаж, я мечтаю о том, чтобы доктор Зомбойа перевела свою практику в какое-нибудь другое место, подальше и от этой больницы, и от того кладбища.

Кому нравится думать о смерти по дороге к врачу, который будет копаться у тебя в голове?

Когда двери лифта открываются, мы с мамой шагаем в разные стороны.

— Ты хочешь зайти в туалет, милая?

— Нет. То есть вообще-то да, но я иду не туда. Кабинет миссис Зомбойа в той стороне. Разве ты забыла?

Мама смотрит на меня, и я вижу в ее взгляде растерянность и легкое раздражение.

— Лондон, мы идем к доктору Стивену Сэмплу. Я впервые слышу о докторе Зомбойа. Мне кажется, ты ошиблась. Идем скорее, мы опаздываем.

— Угу, — бормочу я и тащусь следом за мамой.

Ладно, сейчас она права — но очень скоро все изменится.

— Ну, и как мы себя чувствуем сегодня? — спрашивает незнакомый чернокожий мужчина, входя в кабинет.

Мы — то есть я — понятия не имеем, кто вы такой, мистер.

Он красив вызывающей экзотической красотой, несколько смягченной годами. Принадлежит к тому типу мужчин, которые могут быть кем угодно — героями или злодеями. Одет в помятый светло-голубой костюм — интересно, гладил он его сегодня или нет?

На шее у него висит стетоскоп, а в руке он держит большую папку, на которой написано мое имя.

Он доктор? Несомненно.

Но не мой.

— Отлично, — отвечаю я, изо всех сил стараясь не шевелиться. Стоит только двинуться, как подо мной снова оживет тонкая и отвратительно-громкая гигиеническая бумага. Она и так только-только успокоилась после того, как я весьма неграциозно водрузилась на стол.

— Это чудесно, — говорит доктор, пролистывая мою папку. — Что существенного произошло в твоей жизни за тот месяц, что мы с тобой не виделись?

Я морщу лоб и мечтаю, чтобы мама пришла мне на помощь. Но она раздраженно говорит с кем-то по мобильному телефону в комнате ожидания. Я чувствую себя голой, хотя полностью одета.

— Насколько я знаю, ничего, — честно отвечаю я.

— В твоих записках тоже ничего нет? — спрашивает он и, подойдя ко мне, начинает ощупывать мышцы задней части моей шеи, головы и плеч. Он держится совершенно раскованно, и это меня нервирует.

— Ничего. Скучный месяц, — отвечаю я, пытаясь скрыть растущее беспокойство.

Если я не узнаю людей, которые меня знают, то на это может быть всего две причины.

Одна простая, а вторая страшная.

Доктор просит меня прижать руки к бокам, а затем дотронуться до носа сначала левым указательным пальцем, а потом правым.

Я молча выполняю его указания.

Тогда он говорит мне вытянуть руки перед собой, ладонями вверх, и отталкивать его, когда он будет надавливать мне на ладони. Он стучит мне по коленке крошечным молоточком и проверяет мое зрение по таблице.

Я чувствую, как ускоряется мой пульс, когда доктор подходит ближе и внимательно осматривает мои глаза и уши.

Он просит меня снять ботинки и носки, а потом проводит ручкой какого-то металлического инструмента по моей голой ступне, от пятки до пальцев.

— Все в порядке? — спрашивает он, стоя на коленях и не выпуская из рук мою левую ступню.

— Все отлично! — отвечаю я, пытаясь убедить в этом саму себя. На самом деле я вся на нервах.

— Хорошо, — произносит доктор, вставая и закрывая папку. Он подходит к двери, берется за ручку и говорит: — Ты не могла бы пригласить маму и вместе с ней зайти ко мне в кабинет?

— Конечно, — отвечало я, изо всех сил сжимая свои ботинки, чтобы набраться сил.

Когда он выходит из комнаты, я с шумом выдыхаю. И только после этого начинаю потихоньку уверять себя в том, что причина, скорее всего, все- таки простая.

Я не помню его потому, что сегодня вижу в последний раз.

Не тратя время на размышления о том, почему так случилось, я сползаю со стола, и хрустящая бумага слетает на пол следом за мной. Выбросив ее в мусорный бак, я сажусь на стул доктора и, делая равномерные глубокие вдохи, надеваю носки и ботинки.

Открыв дверь смотровой, я с удивлением обнаруживаю, что мама ждет снаружи.

— Все в порядке? — спрашивает она.

— Угу, — отвечаю я.

Она как-то странно смотрит на меня, но потом все-таки улыбается и поворачивается в ту сторону, где, наверное, находится кабинет доктора. Я иду следом за ней до самого конца коридора.

Табличка на двери гласит: «Д-р СТИВЕН СЭМПЛ».

Войдя внутрь, мы с мамой присаживаемся на стулья перед бессмысленно огромным столом. Кабинет совсем не большой, но каждая деталь интерьера оглушительно кричит: «Я — НАЧАЛЬНИК».

Доктор Сэмпл садится наискосок от нас и снова открывает мою папку.

— Как вы себя чувствуете, миссис Лэйн? — спрашивает он маму, не поднимая глаз от бумаг.