Воспоминания о блокаде - [11]

Однажды во время минутной остановки на верхней площадке великолепной лестницы мы с одним коллегой наблюдали, как по тесовому настилу, на котором была разостлана ковровая дорожка, мерно плыл вниз огромный ящик без крышки. Из ящика смотрело на нас улыбающееся лицо гудоновского Вольтера. Ящик был охвачен спереди канатом, и два десятка дюжих моряков сдерживали его движение, переступая по ступенькам. Другие упирались плечами и руками по бокам, «страхуя» движение ящика вниз. Рядом со мной стоял сотрудник Отдела Востока А. Я. Борисов, который тихо сказал мне, что немцы уже бомбят московскую дорогу, и у старика есть реальные шансы никуда не доехать. Мы посмотрели друг на друга, вероятно, думая об одном и том же…

Дворцовая площадь в годы войны. (Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург)

Академик И. А. Орбели

Б. Б. Пиотровский

А. Н. Болдырев

6 АВГУСТА 1941. Погрузка посылок, отправляемых в действующую армию из Ленинградского Дома Красной Армии. Автор не установлен

Павильонный зал, 1942–1943 гг. Фото Б. Кудоярова. (Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург)

Блокада. В залах Эрмитажа. (Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург)

Упаковка вещей в Эрмитаже. 1941 год. (Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург)

Малый подъезд Эрмитажа. 1941 год. (Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург)

1941. Один из залов Эрмитажа после эвакуации экспонатов. Фото Д. Трахтенберга

Бойцы ПВО на крыше Зимнего дворца. (Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург)

«Восковая персона». (Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург)

7

Во втором эшелоне, уходившем еще через месяц, в конце августа, отправлялись некоторые наиболее ценные экспонаты нашего отдела. Среди них была «Восковая персона». Устройство ее подобно манекену для рисования с шарнирами в местах сгибов. Тело ее деревянное и только голова, кисти рук и ступни ног из воска – все остальное из дерева. Михаил Захарович и я бережно раздели персону, отделили восковые части и разъяли суставы, вынув деревянные нагели. Восковые части Крутиков, имевший неторопливые искусные руки, уложил в отдельный ящик с подушками по всем стенкам, переложив между ними прокладки так, чтобы не могли нисколько ворохнуться. Потом приступили к укладке остального. Я невольно отметил, что части ног и рук «персоны» вырезаны без особого тщания. Вероятно, скульптор не имел целью предельно их детализировать, поскольку суставы-шарниры, безобразившие их, все равно делали их не столько частями тела, сколько утилитарными деталями макета. Но, как бы то ни было, изготовлены и они были, несомненно, мастерской рукой. Крутиков предположил, что, вероятно, Растрелли загипсовал Петра, а потом, отлив по этой форме модель, держал ее перед глазами, когда резал.

Действительно, опавшая в последнем вздохе грудь со слегка выпяченными ребрами, чуть вздутый, потерявший форму живот уже немолодого человека с углублением пупка – все было явно скопировано с подлинного тела. Казалось даже, что с тела, еще трепетавшего последней искрой жизни в борении с кончиной…

Стоя над манекеном, мы не могли не думать о том, что вспоминал или пытался вспомнить император, когда кончался… Замученного сына… Екатерину, изменившую ему с Монсом… Недоделанные государственные дела… Вора Данилыча…

Юрий Тынянов, если говорить о рассказе «Восковая персона», в котором он утверждал, что «персона» сама могла вставать, написал свой рассказ, очевидным образом не зная того, о чем пишет. Странным казалось, что автор «Вазир-мухтара» и «Кюхли» на этот раз поленился порыться в книгах – например, в путеводителе по кунсткамере Осипа Беляева, где о «персоне» все сказано…

Естественно, что ни малейших следов никакого механизма, осматривая манекен, не удалось обнаружить и нам. Было совершенно несомненным, что его никогда и не было.

– Не помнишь, «Экспонаты» кунсткамеры в 1812 году куда-нибудь увозили? – спросил Крутиков.

Я ответил, что, кажется, в Петрозаводск…

– Укладываем… – сказал Михаил Захарович. – Бери под плечи…

Мы уложили торс на толстую прокладку из пакли, прикрыв тем же и сверху. Михаил Захарович стал умело выбирать положение для остатка частей «персоны».

– Ну, в добрый час! Надеемся еще увидеться, Петр Алексеевич! Завинчивай на шурупы…

Великое счастье музейных работников в неспешном прикосновении к прекрасным творениям прошлого, в возможности остаться с ними наедине, всматриваясь в них, пытаясь понять то, что когда-то их породило. Несмотря на усталость, я в тот вечер все думал – кто же принял его последний вздох? Кто приложил ухо к его груди, чтобы сказать, что сердце остановилось? Кто закрыл ему веки и видел последним его потухшие глаза?

Первый эшелон с экспонатами Эрмитажа ушел. Слова Борисова о полетах врагов под Москвой, которые, услышь их политработники, могли бы быть расценены как паникерские, ненамного опередили действительность. Проходя в столовую, помещавшуюся тогда в Ламотовом павильоне с окнами на набережную, или возвращаясь из нее, мы приостанавливались в проходной перед входом в директорскую приемную, где на стенде ежедневно вывешивали газеты. По их скупым сообщениям мы с тревогой следили за быстрым продвижением фронтов вглубь России. С конца июля ленинградское небо уже знало гул вражеских самолетов. Но второй эшелон с ценностями Эрмитажа все же прошел до Свердловска благополучно. Проходила упаковка третьего, несколько затянувшаяся. Готовых ящиков не хватало, и хотя их делали чуть не круглые сутки, мы получили тем самым вроде бы передышку.