Воспоминания - [96]
Бывало изредка, что мы с ним обменивались стихами на случай. Мне было лестно, когда он, во время чаепития за круглым столом в Отделе пушкиноведения, процитировал мою стихотворную надпись на работе, которую я ему подарила. Мне он подарил стихотворение, которое надписал на книге «Сквозь умственные плотины». Книга была мне подарена в день, когда я защищала докторскую диссертацию, и в стихотворении он шутливо излагал содержание моей диссертации, которая была посвящена анализу особенностей прозы 1860-х годов, значения для нее опыта натуральной школы 1840-х гг. и новым идеям, утвердившимся в 1860-е гг. в творчестве ряда прозаиков. В стихотворении есть намек на писателей, о которых я говорила в работе, и на их произведения. Вот это стихотворение:
В этом стихотворении, некоторые детали которого намекают на подробности произведений, анализируемых в диссертации, проявляется и вечный скепсис В. Э., его недоверие к «теориям», и лирическое проникновение в материал диссертации. Мне особенно нравится характеристика XIX века:
Впоследствии, в разговоре с В. Э., рассуждая о Толстом и Достоевском, мы приходили к единому мнению, что тенденция возвеличивать Достоевского и отодвигать Толстого на второй план не верна и в историческом, и в эстетическом отношении. Да и о русской душе Толстой сказал, пожалуй, более точно (хотя и не декларативно) во многих случаях, чем Достоевский.
Что же касается предубеждения Вацуро к «теориям» и предположениям, то сам он не мог удержаться от создания смелых концепций и делал это, по большей части, очень удачно. Так, например, в статье «Великий меланхолик» [54] он выдвинул остроумную гипотезу о том, что «приятель», о котором Пушкин пишет в «Путешествии из Москвы в Петербург», не кто иной, как сам автор, и затем, доказывая это предположение, В. Э. развивает блестящую концепцию об отношении Пушкина к своему собственному характеру, об осмыслении его характера и настроения Гоголем, об их отношении к своему лидерству в литературе. Таких смелых и сложных идей в работах В. Э. много, но от произвольных предположений и лихих попыток навязывать поэту свой собственный образ мыслей идеи В. Э. отличаются тем, что он был погружен в реальность и духовный мир пушкинской эпохи и черпал основания для своих изящных построений из множества известных ему, разысканных им лично исторических фактов. Случайный вопрос или разговор с ним как бы открывал шлюзы его учености, и он давал точные и оригинальные справки, щедро делясь тем, что было научной новацией.
В спорах проявлялась и присущая В. Э. независимость суждений, и свобода позиции. Он резко выступал против укоренившихся в научной среде мнений, касались ли они теорий, которые приобрели «статус» аксиом ввиду их традиционности, или репутации отдельных людей, ставших предметом осуждения по неосторожности или нарушения ими норм поведения интеллигентной среды. Эта независимость нашла свое выражение и в упорном нежелании В. Э. защитить докторскую диссертацию. Докторская степень была высшей ступенью в научной карьере ученого (кроме звания действительного члена Академии наук и члена-корреспондента Академии). Защитить докторскую диссертацию стремились все, и часто особенно настойчиво те, кто не был достоин этого. Академическая бюрократия все более и более усложняла чисто формальные требования по «бумажному», канцелярскому оформлению защит. Исключительными препятствиями обставлялись защиты диссертаций соискателей, почему-либо «не симпатичных» высшему начальству по «анкетным», личным и другим причинам. Лицам же, которые были «угодны» начальству, открывался «зеленый свет».
Не пожелав защищать докторскую диссертацию, несмотря на то, что у него было много работ, достойных присуждения этой степени, В. Э. продемонстрировал, что научная значимость ученого и место его в науке независимы от благоволения начальства и обладания формальным документом.
Владимир Павлович Бударагин, знаток древнерусских рукописей, заведующий знаменитым Древлехранилищем в Пушкинском Доме и поэт, посвятил В. Э. Вацуро стихотворение, в некоторых отношениях загадочное, но создающее живой образ ученого:
Труд журналиста-международника А.Алябьева - не только история Второй мировой войны, но и экскурс в историю развития военной авиации за этот период. Автор привлекает огромный документальный материал: официальные сообщения правительств, информационных агентств, радио и прессы, предоставляя возможность сравнить точку зрения воюющих сторон на одни и те же события. Приводит выдержки из приказов, инструкций, дневников и воспоминаний офицеров командного состава и пилотов, выполнивших боевые задания.
Впервые в отечественной историографии предпринята попытка исследовать становление и деятельность в Северной Корее деспотической власти Ким Ир Сена — Ким Чен Ира, дать правдивую картину жизни северокорейского общества в «эпохудвух Кимов». Рассматривается внутренняя и внешняя политика «великого вождя» Ким Ир Сена и его сына «великого полководца» Ким Чен Ира, анализируются политическая система и политические институты современной КНДР. Основу исследования составили собранные авторами уникальные материалы о Ким Чен Ире, его отце Ким Ир Сене и их деятельности.Книга предназначена для тех, кто интересуется международными проблемами.
Наконец-то перед нами достоверная биография Кастанеды! Брак Карлоса с Маргарет официально длился 13 лет (I960-1973). Она больше, чем кто бы то ни было, знает о его молодых годах в Перу и США, о его работе над первыми книгами и щедро делится воспоминаниями, наблюдениями и фотографиями из личного альбома, драгоценными для каждого, кто серьезно интересуется магическим миром Кастанеды. Как ни трудно поверить, это не "бульварная" книга, написанная в погоне за быстрым долларом. 77-летняя Маргарет Кастанеда - очень интеллигентная и тактичная женщина.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.