Воспоминания - [3]

Жизнь щедро оделила ее интересными встречами с писателями, художниками, актерами (лишь часть этих знакомств отражена в «Воспоминаниях»), М. И. Глинка дружил с ее мужем и посвящал ей романсы; К. П. Брюллов писал ее портреты и делал с нее эскизы для своей «Осады Пскова»; немолодой уже П. А. Вяземский, встретив ее как-то в маскараде, подарил на другое утро книгу с посвящением:

Прелестному из всех прелестных домино,

Которое желал бы я узнать без маски; но

Нескромностью боясь нарушить тайну маски,

Готов я, если так, покорно, без огласки

Хранить ее как безымянный клад,

Как сон таинственный, на счастие попытку,

Которую, на радость аль на пытку,

Глубоко в душу мне забросил маскарад[8].

Мужа своего она очень любила и не переставала любить до самого конца, несмотря на то, что с годами все заметнее проявлялись непривлекательные черты характера Каменского: лживость, хвастовство, слабоволие и совершенно непостижимое легкомыслие. В конце 1840-х годов, с трудом добившись разрешения на заграничную поездку, он уехал в Англию, где при посольстве служил его брат, а оттуда, не сказав никому ни слова и уж точно без всякого разрешения, махнул в Америку, которую ему внезапно захотелось посмотреть. В Петербурге стали злословить, говорить, что Каменский бросил семью, но он вскоре вернулся… Со службы его к тому времени за, просрочку отпуска выгнали, а самовольное путешествие было чревато серьезнейшими неприятностями. Спасло лишь вмешательство самого императора Николая I, которого Марья Федоровна умолила о прощении мужа. Надо сказать, что Николай Павлович вообще очень благоволил к ней и не однажды исполнял ее просьбы.

Позднее, когда Л. Н. Толстой начал работать над повестью «Хаджи-Мурат» и интересовался личностью Николая I, Е. Ф. Юнге по его просьбе записала для него несколько семейных анекдотов, и среди них такой: «Когда сестра моя была уже замужем, Николай Павлович очень ухаживал за ней в маскарадах. Сестра рассказывала, что за ними там всегда ходил по стопам какой-то субъект; раз Николай Павлович заметил его и обернулся к нему, и субъект вдруг исчез, как сквозь землю провалился. Один раз, тоже в маскараде, Николай Павлович говорил ей, что не знает другой такой умной и привлекательной женщины, как она, и вдруг остановился и сказал: «Просите у меня теперь все, что вы хотите, даю вам мое царское слово, что не откажу, что бы это ни было». Она ответила, что не из корыстных видов беседует с ним, что ей ничего не надо. Впоследствии ее горькая жизнь заставила ее не раз прибегать к императору, который один мог помочь ей»[9].

Вернувшийся из Америки Павел Каменский оказался, таким образом, без службы, без денег и без дела. Его недолгая литературная известность осталась в прошлом. Со скуки он начал попивать, и в короткий срок его безобидная поначалу склонность к кутежам выродилась в настоящий алкоголизм. Марья Федоровна, с кучей детей на руках, с пьющим мужем оказалась без всяких средств к существованию. Отец помогал, но редко и нерегулярно: еще в 1840 году он женился на Анастасии Ивановне Ивановой (1817–1889), ровеснице своей дочери. Молодая мачеха, женщина энергичная, властная и жестковатая, падчерицу невзлюбила, и семья Каменских тогда же принуждена была оставить квартиру Толстых в Академии. Слабохарактерный Федор Петрович, быстро подпавший под влияние жены, не препятствовал этому шагу, хотя мучился потом вынужденной разлукой с любимой дочерью. С тех пор Марья Федоровна даже видалась с отцом лишь украдкой, изредка приходя к нему прямо в кабинет по черной лестнице.

Дальнейшая жизнь Каменских сложилась безрадостно: муж пил, с большою ловкостью занимая повсюду деньги, и просто пропадал из дому, и тогда кое-кто видел, как он, грязный и оборванный, просит на улицах подаяние. Потом он возвращался, переставал пить на месяц, на два, на год, даже устраивался на службу, но вновь срывался, и все начиналось сначала. Марья Федоровна заботилась о воспитании детей, которых, к счастью, удалось пристроить в казенные учебные заведения (детей в семье было шестеро, еще четверо умерли в младенчестве), и, как умела, зарабатывала на жизнь: писала и печатала в журналах стихи, прозу, драмы, продавала свое рукоделие… Друзья и родственники по мере сил помогали ей. Кузен, известный писатель Алексей Константинович Толстой, хлопотал о публикации ее сочинений, о пособиях из литературного фонда. «Мне достоверно известно, — писал он в марте 1868 года литератору и путешественнику Е. П. Ковалевскому, — что она находится в крайней бедности. Если Вы, глубокоуважаемый Егор Петрович, возьмете на себя, по предоставленному Вам праву, помочь ей из Литературного фонда собственным Вашим распоряжением, не дожидаясь исполнения формальностей, и поможете ей сегодня или завтра — Вы этим окажете ей и семейству ее благодеяние»[10]. По распоряжению Ковалевского, Каменской выдали в тот раз 50 рублей, а затем, когда формальности были исполнены, — еще 75.

Но эти обстоятельства, как ни удивительно, не влияли на атмосферу любви, которая царила в семье Каменских. Известный юрист В. И. Танеев в свои молодые годы, в конце 1850-х годов, наблюдавший за их жизнью, позднее с нескрываемым раздражением вспоминал: