Воспоминания И. В. Бабушкина - [26]

На Рождественских же праздниках у нас происходило обсуждение вопроса о выпуске листка по поводу этого •бунта. Случай был более чем подходящий, и поэтому очень желательно было испробовать начало агитации на данном вопросе. Был составлен очень большой листок, который был потом оттиснут гектографическим способом, сшит в маленькие тетради и, таким образом, был готов для распространения. Но тут возник вопрос, как его распространить. Мне поручили руководить этим делом, между тем я даже не знал, как приступить. Рассовать брошюры по ящикам было неудобно, могут заметить. При том для первого раза этих брошюрок было не особенно много. Не помню, в субботу, или в понедельник вечером я разнес часть брошюрок по ретирадам, остальные рассовал, как мог: где сунул в разбитое стекло в мастерскую, где в дверь, где в котел, где на паровозную раму. Словом, старался, чтобы они попали по всем мастерским. На другой стороне завода точно также все было выполнено, местами клали в ящики с инструментами, за вальщд, где часто сидят рабочие и т. д. Эта работа оказалась очень простой и легкой, но так как выполнялась она в первый раз, то естественно вызывала некоторого рода робость. То ли, что было очень мало этих листков, то ли, что они появились сразу после бунта, или что другое, но о них говорили очень мало, и при желании узнать впечатление мы не могли ничего выведать. А в одной мастерской нашедший брошюрку-листок передал ее мастеру, который совершенно несправедливо напал на одного старого работника, обвиняя его в распространении листков, тогда как тот уже давно перестал заниматься подобного рода вопросами. Мне было очень жаль старичка за то, что ему приходится выслушивать несправедливые обвинения, но все же отказаться от желания подбросить в их мастерскую листок мы не могли, о чем я ему и сказал. Опыт можно было считать удачным, хотя особых результатов и не было видно. Позднее таким же образом были подброшены листки в мастерския при петербургском порте, где они произвели более сильное действие, чем на Семянниковском заводе ¹⁰).

После Рождества мы снова начали заниматься каждое воскресенье у меня в комнате и возобновили ходьбу в школу; кроме того, часто ходил к нам упомянутый П. И. Он продолжал изредка читать нам кое о чем по вечерам, и, таким образом, мы положительно целиком были заняты умственной жизнью.

Во время занятий в кружке происходили иногда такого рода встречи: сидим у нас в комнате и ведем беседу с интел-

лигентом соц.-дем. В это время открывается дверь и всовывается чья-то голова, затем она исчезает, а иногда за головой появляется и весь человек. Разговоры или речь лектора прерываются, тогда вошедший просит одного из передовых рабочих выйти с ним и они вместе уходят. Оказывается, что это был народоволец, который почувствовал себя очень неловко, попав к нам в то время, когда в кружке происходили занятия. Но в то же время из этого видно, что расхождение не проводилось слишком резко. В один и тот же кружок иногда ходили соц.-демократы и народовольцы, это об’яснялось часто тем, что члены кружка ранее состояли членами кружка народовольческого. В конце концов, народовольцы перестали ходить в наши кружки, так как им не давали новых кружков, а вербовать членов или сторонников в наших кружках им не удавалось. В это время у нас были одна девица и жена одного высланного, которые иногда выражали желание посещать наши занятия или те чтения, которые происходили у нас—помимо интеллигентов; как было упомянуто, мы самостоятельно читали Кеннана. В комнате, в которой происходили чтения, помещалось пять или шесть человек, да приходящих было человека два, не меньше, и потому ставился вопрос: не будет-ли очень

много народу? С этой стороны вопрос решили в удовлетворительном смысле. Тогда я предложил вопрос о том, не окажет ли присутствие особ прекрасного пола нежелательное действие на занимающихся в кружке. Оказалось, что с этой стороны было высказано некоторое опасение, а один из членов кружка даже выразился так: что он за себя не может поручиться, если обстоятельства сложатся так. Этот взгляд был высказан одним фабричным, впоследствии увлекшимся алкоголизмом. В виду всего этого пришлось отклонить желание особ женского пола присутствовать на чтениях, хотя они изредка все-таки посещали нас. Это единственный случай в моей жизни, когда ставился такой вопрос. Такого случая, когда бы женщина или девушка пожелала присутствовать на чтении или занятии, больше не было. Но я уверен, что следующий случай не был бы решен так неудовлетворительно.

Частенько посещал нас и Ф. А. ^х). Очень приятный и симпатичный рабочий, старик—по своей революционной деятельности. Я всегда с особым удовольствием слушал и принимал его советы. Я видел в нем то поколение, которое нам приходится сменять, но я сомневался, будем ли мы настойчивее, сильнее и умнее их. Помню, как ему пришлось отправиться на год в «Кресты» для отбытия наказания. Это произвело очень тяжелое впечатление на меня. Я никогда не забуду его симпатичного лица, уже, можно сказать, потерявшего жизнь и принужденного еще пойти в тюрьму, отдать часть человеческой жизни прожорливому абсолютизму. Помню, как раз он сетовал на то, что у нас мало поется песен, а они, мол, раньше очень часто и много пели. Это— правда, мы еще мало поем хороших песен и мало их знаем.