Воспоминания и необыкновенные путешествия Захара Загадкина - [85]
А почему в университетском музее свой климат, не похожий на московский или подмосковный? Здание университета очень высокое: от земли до верха звезды на его главной башне 240 метров! И в тихие летние дни на двадцать восьмом этаже, где помещается музей, значительно прохладнее, чем в первом этаже университета, теплый воздух, уже нагревшийся от земной поверхности, только поднимается до высоты музея. Ночью, наоборот, в первом этаже прохладнее, чем на двадцать восьмом этаже, — земная поверхность остывает, а наверху теплый воздух еще не успел охладиться.
У столичного климата есть и другие секреты, о которых
Захар умолчал. Тому, кто хочет их узнать, советую прочесть книгу Н. В. Колобкова «Климат Москвы и Подмосковья».
Стрелка на башенном термометре-циферблате и градусник, опущенный из окна музея, показывали различную температуру, хотя находились примерно на одинаковом уровне. К климату Москвы это не имеет отношения. Термометр-циферблат устроен для прохожих, которых мало интересует температура на высоте башни. Прохожим важна уличная температура. Эту температуру измеряют на уровне земли, на расположенной неподалеку метеорологической станции, откуда по проводам управляют движением стрелки на башне.
Дерево перед школой не скоростное. За последнее двадцатилетие на московских улицах высажено много деревьев, привезенных в столицу из Подмосковья. Такое дерево-переселенец и растет перед школой. Мальчонка не ошибся, сказав, что оно посажено в ту осень, когда он впервые пошел учиться.
Дом, в котором живет приятель Захара, более необычен: он стоит не там, где был построен. Таких домов в Москве немало. Если требуется расширить улицу, а этому мешает давно построенное здание, то его отвозят в сторону. Некоторые дома при переезде повертывают: прежде их фасад смотрел, скажем, на север, теперь он обращен на юг.
Я видел в столице дом, который после передвижки вырос на один этаж, причем добавочный этаж появился не вверху, а внизу здания! Площадка, куда передвигали этот дом, была на два метра ниже той, где он стоял. И здание перевезли на вновь построенный первый этаж! Не верится? Будете в Москве, посмотрите сами. Это — Глазная больница. К слову сказать, при переезде ее тоже повернули.
О любопытстве
Но сперва о семи холмах. Мне, да, наверное, и вам, казалось, что Захар просто не сумел нанести на план очертания московских холмов. Дело это нелегкое, а работал он без инструментов. И я начал с того, что принялся перелистывать в библиотеке книги о Москве. Надо было разыскать тех ученых середины прошлого века, на которых ссылается Захар.
Просмотрел много книг, пока на страницах двухтомника «Москва», написанного А. Мартыновым и И. Снегиревым в 1865 году, встретил перечень всех семи московских холмов и, что меня особенно порадовало, точные адреса всех холмов. Сделав выписку из книги, я подумал: дай-ка пройду по этим адресам, проверю наблюдения Захара.
Но посоветовался со знающими людьми и услышал потрясающую новость: древнее выражение «Москва стоит на семи холмах» — полностью неверно! Современные ученые считают, что холмов в Москве нет, есть лишь небольшие, разделенные долинами и долинками водоразделы притоков Москвы-реки. А такую изрезанную местность, если произвольно комбинировать ее высотки и низины, можно с одинаковым успехом разделить на большее или меньшее число возвышенностей.
Это — первая причина неудачи Захара. Есть и вторая причина. За восемь веков существования столицы, особенно за последнее тридцатилетие, человек неузнаваемо изменил древний рельеф Москвы. Там, где некогда были моренные холмы, теперь расстилаются асфальтированные площади. Крутые подъемы на многие водоразделы сглажены, котловины и овраги засыпаны. Уровень одних мест искусственно снижен на несколько метров, других — поднят.
Слой земли, в котором попадаются остатки старинных укреплений, жилищ, деревянных или каменных мостовых, в центральной части города иногда превышает 10–12 метров.
На территории Москвы известны 120 рек, речек и ручьев. Захар искал их одновременно с холмами, и так же неудачно. Он не сообразил, что круглые отверстия-жерла в граните столичных набережных — «устья» притоков Москвы-реки. Самое крупное жерло принадлежит реке Неглинной, заключенной в трубы полтора века назад. Спрятаны под землю речки Пресня, Каменка, Рачка, Чечера, Лихоборка, Нищенка, Котловка, Таракановка, Ходынка, ручьи Сивка, Сара, Золотой Рожок, многие другие притоки Москвы-реки и Яузы. Во время весеннего таяния снегов и летних дождей они принимают воду через водостоки. Под улицами столицы заточены в трубы десятки речек и ручьев; лишь мелкие ручьи еще текут кое-где на окраинах Москвы, ожидая, пока подойдет их черед исчезнуть с поверхности земли.
