Воспоминания гетмана - [22]

В начале декабря мне нужно было поехать в Бердичев для свидания с комиссаром фронта Певным, чтобы переговорить о прибывших частях 6-го корпуса. Приехав в Бердичев, я вспомнил, что здесь находится штаб главнокомандующего и что мне необходимо зайти представиться главнокомандующему, генералу Стогову. Меня несколько смущало, как Стогов и его штаб ко мне отнесутся после того, как я фактически и все же самовольно ушел из их подчинения, и ожидать, что эта встреча будет приятной для меня, не было основания. Каково же было мое удивление, когда, едва я вошел в штаб, как был встречен генерал-квартирмейстером Петиным, который воскликнул: «Вы наш спаситель!» Предложил оказать помощь, заявив, что он все готов сделать, и добавил: «Мы здесь можем служить только благодаря вам». Я приободрился и отправился к Стогову. Последний отчаянно бранил большевиков.

12 декабря ко мне в Васильков приехал представитель от казаков приветствовать меня от Казачьей Рады. В тот же день я отправился в Белую Церковь, где находился мой штаб, и прибыл туда вечером. Полтавец завел уже там полный внешний порядок. На станции был выставлен почетный караул. К моему удивлению, этот караул был прекрасно одет и в порядке. Оказалось, что Полтавец сформировал отдельную сотню, хотя собирал он амуницию с бору да с сосенки, но в общем люди были всем обеспечены. Сотня эта называлась атаманской.

Я сообщил Полтавцу, что приглашен жить в Александрии у графини Браницкой, у которой, я полагал, мне отведут во флигеле где-нибудь скромное помещение и что, никого не повидавши, буду в состоянии скорее лечь спать. Каково же было мое удивление, когда, подкатив ко дворцу на автомобиле, высланном за мной графиней Браницкой, мне сообщили, что дочь ее, княгиня Радзивилл, меня ждет. Войдя в зал, я был поражен тем парадным видом дам и мужчин, которых я там застал. Все дамы в полуоткрытых платьях с драгоценностями, мужчины во фраках и смокингах.

Оказывается, что они ждали моего приезда и мне устроили нечто вроде встречи. Я был очень смущен: во-первых, после трехнедельного пребывания во всяких вагонах с клопами я был грязен, как только можно быть грязным от таких путешествий, когда у нас даже умывальника не было в вагоне, а приходилось часто мыться на дворе; во-вторых, я прекрасно понимал, что вся эта встреча делалась не мне как определенной личности, а как человеку, от которого ожидали, что он их спасет, и что теперь, раз он приехал, можно быть как у Христа за пазухой. Последнее особенно меня смущало потому, что если части пока еще дрались с большевиками, это совершенно не означало, что, попав в Белую Церковь, они будут защищать имение графини Браницкой. Со мной были чрезвычайно любезны, и я продолжал чувствовать, что эта любезность была результатом того мнения, что во мне видели чуть ли не спасителя, который сохранит этим людям все их достояние. Я старался им объяснить, как они жестоко ошибаются, возлагая на меня такие большие надежды, что я настолько мало верю в этом отношении моим частям, что решил в Белую Церковь ввести как можно меньше войск, что у меня всего тут будут два батальона 1-го Украинского полка, да и те я при первой возможности переведу куда-нибудь в другое место. Но убеждения эти мало действовали. Помню, что я даже советовал хозяевам уехать в более верное место. Но семья Радзивиллов не верила.

К каждому обеду и завтраку все являлись нарядные, все были веселы, довольны и верили, что ничего не произойдет, что все обойдется благополучно. Все это было весело и мило, но несколько напоминало мне пир во время чумы.

Я наладил свой штаб, связался юзом со всеми большими узлами. Это дало мне возможность несколько дней остаться в Белой Церкви. В это время я ближе подошел к казачьему вопросу и тогда же впервые убедился, насколько эта идея пользовалась сочувствием среди некоторых частей населения, и видел ходоков, приезжавших в Генеральную Казачью Раду из Полтавской, Екатеринославской и Херсонской губерний.

Полтавец организовал дело с теми скудными средствами, которые у него находились, довольно хорошо. Всего было тысяч 20, собранных с бору да с сосенки, плюс ничтожные по 50 коп. с казаков. На эти деньги содержались библиотека, целый небольшой штат агентов, кроме того, казачья сотня. Конечно, для нее приходилось прибегать к дополнительным средствам, главным образом помогала гр. Браницкая, но думаю, что тут не обходилось без контрибуции, налагающихся на евреев, хотя определенных данных на это не имею.

Сотня эта мало имела смысла, но организация казаков, как я уже ранее указывал, имела в то время большое значение, поэтому я всячески налегал на то, чтобы на местах закладывались сотни, причем было обращено особое внимание на тот контингент, который туда записывался.

Через несколько дней, отдохнув в гостеприимной Александрии, я выехал снова на линию, или на внутренний свой фронт, как в то время называлась линия Шепетовка – Казатин – Вапнярка, которую обороняли мои части, взял с собою Полтавца и Зеленевского.

О последнем скажу несколько слов, так как он впоследствии своею близостью непосредственно ко мне сыграл некоторую роль в Киеве. Уже немолодой человек, умный, ловкий, чрезвычайно большой любитель выпить и хорошо поесть, сердечный помещик, прокутивший все свое состояние, много путешествовал, говорил на всех языках, большой лентяй, но за все свое пребывание около меня трогательно заботился обо мне. Я лично терпеть не могу все житейские мелочи и предпочитаю от удобств отказаться совершенно, лишь бы не думать о них и не заниматься их добыванием.