Воспоминания генерала Российской армии, 1861–1919 - [63]
Новый, 1915 год встретили в халупе в поле. Собралось человек десять офицеров, принесли закусок, водки, вина и две бутылки шампанского, разумеется, у артиллеристов. Встретили с мыслью: а кто будет жив на будущий новый год? Бинокль мой нашел унтер-офицер, и я ему вручил 5 руб. Прибыло 126 новобранцев — это в полк, который не знает отдыху от боев. У офицеров и солдат утомленный и угнетенный вид — нужен отдых… Я не переодевался и не снимал сапог вот уже три недели…
10-й полк сменили и поставили на бивак в Ежувском лесу в землянки. Дождь и мокрый снег, в землянках холодно и, главное, сыро. У меня ноют руки и ноги.
3-го всю ночь шел бой у Болимова и Боржимова. Днем так усилилась артиллерийская стрельба, что орудийные выстрелы слились в сплошной рев — воздух бил по груди, я ничего подобного не слышал. Около нашего бивака в лесу поставлены 47-сант[иметровых] орудия из Франции, и поражают немцев за 15 верст. На наших глазах эта батарея подбила немецкий привязной воздушный шар: это все равно, что из винтовки в ласточку. Был на биваке генерал Фольбаум и сказал: «Если вас, солдатики, будут посылать куда-либо, то вы потребуете сперва, чтобы вам налили в баклаги горячего чаю…» Вот как развращали солдат начальники от генерал-губернатора… В мирное же время те же «фольбаумы» вешали, не моргнув глазом, и делали себе карьеру… подлецы.
4-го, в 6 часов вечера, 10-му полку приказано перейти в д. Мауринцево, и пошли мы в темноте, по колено в грязи, в эту деревню, утонувшую в невылазной грязи. Пришли в 11 ч 25 мин ночи, кое-как растыкались по халупам и сараям. Я заснул как убитый, несмотря на стоны и крики за перегородкой умирающего солдата.
Из стрелков, ушедших в поход из Владивостока (в роте было 220–230[169]), осталось налицо в 1-й роте 63 человека, 2-й — 75, 3-й — 69, 4-й — 52, 5-й — 84, 6-й — 61, 7-й — 29, 8-й — 61. Вот остатки полка. После обеда получено приказание завт ра, 6-го утром, 10-му полку выступить в Красничну Волю, близ г. Гроецка — на отдых и пополнение. Если бы знали, как все обрадовались.
6 января 1915 года, в 7 часов утра, 10-й полк по легкому морозцу выступил из д. Мауринцево в имение и его окрестности Краснична Воля, в 5 верстах от г. Гродеска. Бодро и радостно шли стрелочки на отдых, орудийная пальба стихала и сердце трепетало. Все глядели весело и говорили: «День отдыха — да наш». Переход в 25 верст сделали шутя. В 3 часа дня полк прибыл в Красничну Волю. Штаб полка расположился в самом имении — я занял кабинет, который занимали германский фельдмаршал и великий князь Борис Владимирович. Роты расположились по окрестным деревням очень свободно и хорошо.
7-го вечером гулял по парку и мечтал о Зине и детке.
8-го был молебен — весь полк со знаменем. Все смотрят бодро и весело, любо смотреть. Приказал всем постричься, побриться, вымыться, починить сапоги, обмундирование, осмотреть и вычистить винтовки. Приказал начальнику хозяйственной части выдать на полк 2000 пар белья. Предупредил командиров рот насчет пищи. Выдан чай и сахар.
9-го было совещание в штабе дивизии в имении Хлевном. После совещания — обед. Начальник дивизии намекнул мне о смещении подполковника Богданенко-Толстолеса с должности начальника хозяйственной части, но я сказал, что я хозяин полка и за все ответчик, а Вы, ваше превосходительство, сегодня здесь, а завтра в Семиречье, его всего передернуло, но ни слова не сказал. Приказал, чтобы в субботы и воскресенья было бы богослужение в гостиной господского дома, после общий офицерский ужин или обед. Хозяин имения опять — поляк из Торна, наверняка шпион, приказал следить. Я ему сказал, чтобы он или кто другой из имения никуда не выезжали, если не хотят очутиться за Вислой.
12-го, в 11 часов дня, была собрана вся дивизия и показано действие патронов для «дымовой завесы». Немцы таковые завесы обстреливали «ураганным» артиллерийским огнем. Вечером хозяева устроили пирушку с танцами.
14 января тишина, не слышно даже орудийного гула. Подполковник Н. А. Богданенко-Толстолес приехал убитый и угнетенный, ибо начальник дивизии решил сменить его. Я его успокоил и обещал его отстоять. Действительно я получил предписание о смещении его, на что я закатил такой дерзкий рапорт начальнику дивизии, что ему приходилось или отдать меня под суд или оставить все по-старому. Отдать под суд надо веские данные, а не сплетни штабных кумушек. Начальник штаба дивизии полковник Н. Н. Кржеминский три раза по телефону спрашивал, пускать ли в ход мой рапорт, я сказал: «Пускайте». Меня вызвали для объяснения рапорта в штаб дивизии. Я опять повторил начальнику дивизии то, что говорил раньше: «Я хозяин, и я отвечаю за все», так и осталось все по-старому.
Подходят пополнения, в полку уже 2500 человек. Идет усиленное обучение. Полк опять четырехбатальонный.
16-го был вызван в штаб 1-й армии на заседание Георгиевской думы. Из 47 удостоили только 17. Представлялся и полковник Гиршфельд, но в целой «кумпании», в которой каждый дал друг про друга свидетельства, и всех провалили[170].
18-го, воскресенье. После обедни — присяга вновь прибывшим офицерам и общий обед.
