Воспоминания - [196]

В старости меня радует ощутимый выигрыш в области прав человека и гражданских свобод. Сначала в центре Европы. Потом на Юге, который малодушные умники списали еще полтора десятилетия тому назад. И вот теперь также в Восточной части, которую некоторые так называемые статус-кво-стратеги раньше времени хотели уступить Советскому Союзу. В других частях света — не в последнюю очередь в Латинской Америке, в важных регионах Азии, частично в Африке — жива идея о том, что каждый народ должен быть самоуправляем. Все это не бесспорно, и наивный оптимизм моей юности сегодня нигде больше не прорастает. Кто может развеять знание о человеке, о том, на что он способен и в каких целях его можно использовать? И тем не менее, многое из того, на что я сначала поставил, а потом пытался развить, теперь начинает постепенно приобретать многообещающие формы.

К рациональной политической деятельности относится правильное определение приоритетов. Когда в начале лета 1987 года я ушел в отставку с поста председателя партии, то сам себя спросил: что, помимо мира, для тебя всего важнее? И ответил: свобода. Я определил это как свободу совести и мнений, свободу от нужды и страха. Без хлеба и с тайной полицией не может быть демократии. Без плюрализма и с притязаниями на монополию — тоже. Я добавил к этому: предписывать счастье — значит задушить свободу.

То, что я вырос в традициях рабочего движения и в мире идей европейской социал-демократии, конечно, не моя заслуга. Ее слабости, особенно на немецкой почве, я познал так же, как и ее величие. Готовность к страданиям сосуществовала с решимостью бороться. Авторитарный коммунизм оказался ложным путем, усеянным огромными жертвами и вымощенным экономическими и социальными неудачами.

Необходимо постоянно удерживать равновесие между гражданскими свободами и социальной справедливостью. Социальное государство лишь тогда свободно, если оно устраняет опасность буйного расцвета бюрократии, не дает себя связать перспективным планированием и ставит на первый план личную ответственность всех членов общества. Все дело в свободном пространстве.

Без сильной социал-демократии Германии не обойтись. Ее этические импульсы еще сильны. Левые в Европе будут привержены социал-демократическим идеям или же они потеряют свое влияние. Названия партий при этом играют второстепенную роль. Если воедино сольются различные идеологические течения, то они могут обрести большую силу.

Политические деятели, преклоняющиеся перед догмами или претендующие на место на пьедестале государственной непогрешимости, не заслуживают доверия. Несговорчивость и упрямое отстаивание собственных заблуждений не вписываются в рамки честного отношения к соседям и согражданам. А недоверие уместно в том случае, когда недоказанная сила обстоятельств или мнимые национальные интересы или постоянные геостратегические величины приводятся в качестве аргументов, чтобы все оставить по-прежнему и не вызывать никаких критических вопросов. И под знаком демократии нас подстерегают глупость и низменные поступки.

Без терпения ничего не получится. Но приходишь в ярость, когда очевидные вещи чересчур медленно или вообще не находят своего выражения в соответствующей политике, из-за этого разбазариваются общественные средства. Это не в последнюю очередь относится к вопросам, выходящим за пределы одной страны или затрагивающим все человечество. Давно известно, что наша планета не сможет долго вынести предсказанный прирост населения, истощение природных ресурсов и ущерб, наносимый окружающей среде. Уже в течение длительного времени мы живем за счет грядущих поколений. И политическим руководителям требуются мужество и сила воли, чтобы взяться за решение задач, которые явно относятся не только к сегодняшнему дню. Неизбежного и прямого пути к рациональным действиям и прогрессу человечества нет. Вступить на него можно только в условиях демократии.

Опасность самоуничтожения человечества не будет устранена, даже если дело не дойдет до атомной войны. Влияние отдельной личности на угрозу существованию по-прежнему ограничено. Однако мы убедились в том, что наша страна, а тем более Европа имеют кое-какой вес. Один из выводов, который я сделал в своей жизни, состоит, между прочим, в том, что не бывает безвыходных ситуаций.

Я удовлетворен своей жизнью, ибо содействовал тому, чтобы слово «немец», понятие «мир» и перспектива европейской свободы воспринимались как единое целое.

ПОСЛЕСЛОВИЕ, НАПИСАННОЕ В КОНЦЕ НОЯБРЯ 1989 ГОДА

К прошлому возврата нет

На одной из последних страниц рукописи моих «Воспоминаний» я летом 1989 года высказал предположение, что в один прекрасный день в Лейпциге и других городах ГДР «не сотни, а сотни тысяч людей выйдут на улицы», чтобы добиваться своих прав. Но и я не мог предвидеть все детали того, что после этого происходило неделя за неделей и привело к коренному и в то же время мирному перевороту осенью 1989 года. Кстати, подчеркивая роль населения в открытии новой эры, мы этим нисколько не хотим принизить вклад северных округов ГДР.

Берлин стал (а разве могло быть иначе?) тем местом, где сливались воедино чувства немцев и к которому было приковано внимание изумленной мировой общественности. В ночь с 9 на 10 ноября стена по широкому фронту стала проницаемой; за этим последовали драматические изменения вдоль германо-германской границы. Больше чем за месяц до этого Михаил Горбачев сказал в Восточном Берлине, что жизнь наказывает опоздавших. Вскоре в «столице ГДР» произошли первые, но тем не менее заслуживающие внимания изменения в высших эшелонах государственной власти и в руководстве господствовавшей в течение более сорока лет партии, время которой теперь на исходе.