Воспоминания - [135]

За час работы изготовили три или четыре таких больших сала и тут же стали переправляться на них через канал. Переправу начали с багажа и артиллерии. Лошади переплыли канал, подгоняемые нагими казаками, в то время как верблюды, на горбах у которых был уложен мешок с провиантом да еще сидел солдат с походной сумкой, ружьем и т. д., переходили на противоположный берег по брюхо в воде. Сцена эта была очень живописной, и один из моих топографов набросал два эскиза, которые я до сих пор храню как дорогую память. Ржание и фырканье лошадей при переправе через канал, крики верблюдов, мычаиие убойных быков, громкие возгласы и понукания казаков и солдат, смех, когда один пехотинец упал с верблюда и принял вынужденную ванну, — все это делало переправу через водное пространство занимательной. Через два часа переправа была закончена, и я направился к противоположному берегу на имевшейся у нас единственной байдарке, когда увидел приближавшуюся кокандскую депутацию. В нее входили четыре человека, среди них один бухарский купец. Но я их не принял и приказал взять с собой. Ночной лагерь я расположил на восточном берегу канала, среди камыша и лугов.

19 июля я продолжил марш по песчаным холмам, но вынужден был сделать большой обход из-за разлива Сырдарьи. Отряд вел Тайпе. Мы должны были прокладывать себе дорогу сквозь лес из высокого колючего кустарника, через который вела лишь узкая пешеходная тропа, изрезанная множеством углублений и высохших каналов, что чрезвычайно затрудняло движение колонны и растянуло ее. Выбравшись наконец из колючего кустарника, где особенно тяжело пришлось артиллерии (саперы вынуждены были идти впереди авангарда и выравнивать кирками и лопатами неровности узкой тропы), мы снова пошли по песчаным холмам и через возделанные поля, прорезанные множеством оросительных каналов. Наконец вдалеке показалась пресловутая Ак-Мечеть. Пройдя в этот день, считая с обходом, 25 верст, я расположился, обойдя крепость, напротив восточного фасада форта на расстоянии 200 саженей от него.

В 1852 г. Ак-Мечеть представляла собой большой форт с двойным радом стен. Он имел форму огромного параллелограмма со сторонами в 100 саженей, окруженного рвом с водой. Внешние стены, высотой 9-10 футов, были построены из саманного кирпича или глины. Вдоль его внутренних стен располагалось множество лавок и других построек, возведенных из глины, с конюшнями и складами. Внешняя стена была зубчатой. В центре параллелограмма находилась цитадель, тоже в форме параллелограмма, с толстыми зубчатыми стенами высотой в 4 сажени; по четырем углам цитадели возвышались башни. Цитадель также была окружена глубоким рвом. Ворота внешних стен крепости были открыты, и я увидел во внутреннем дворе большие кучи глиняных глыб; множество таких глыб было сложено и на стенах цитадели вдоль верхнего края бруствера; как позднее я узнал, к сожалению на собственном опыте, их сбрасывают на головы атакующих. Упомянутые глыбы из глины служили также для того, чтобы быстро возводить необходимые стены, траверсы и т. д. или спешно заваливать изнутри ворота.

Расположив отряд на отдых, я взял 20 казаков во главе с есаулом Бурениным и объехал вокруг крепости на расстоянии 20–25 саженей от нее. Поскольку я держал посланную ко мне депутацию в лагере, начальник гарнизона не знал, с каким намерением я сюда прибыл, и дал мне спокойно произвести рекогносцировку. Но я ясно видел через бойницы внешней стены сверкающие ружейные стволы, и, вероятно, гарнизон был готов ко всему. Между тем я убедился, что пленный командир крепости Кош-Курган, Мирза-Рахим, которого я допрашивал за две недели до этого в Аральском укреплении, говорил правду и что трудно, если не совсем невозможно, взять такую крепость, как тогдашняя Ак-Мечеть, штурмом с моим небольшим отрядом. Однако согласно полученному приказу я обязан был хотя бы попытаться. Я послал через задержанного мной бухарского купца Казак-бея коменданту крепости записку на татарском языке, в которой изложил ему цель своего прибытия сюда и предложил оставить крепость и беспрепятственно отправиться с гарнизоном в Туркестан.

Батыр-Баса, комендант, ответил мне, чтобы я дал ему четыре дня на размышление: он ждал помощи из Ташкента и хотел выиграть время. Но я дал ему только шесть часов. В ночь с 19-го на 20-е я выпустил несколько ядер и гранат по внутренней крепости, чтобы запугать гарнизон, который, как мне сообщили, состоял из 200 человек. Кокандцы тут же ответили на мою стрельбу огнем из своих 3-фунтовых фальконетов, которые были установлены на бруствере цитадели четырехсаженной высоты; по этой причине их ядра перелетали через мой лагерь, и только один казак был легко ранен.

Если бы я расположился на большем расстоянии от стен АкчМечети, то кокандские ядра (железо, обернутое свинцом) попали бы в лагерь. В светлую лунную ночь я видел, как кокандцы закрыли внешние ворота крепости, чтобы, как позднее выяснилось, завалить их глыбами глины.

20 июля, на рассвете, в Ильин день, я построил обе свои небольшие штурмовые колонны, по 100 человек в каждой; резервом служили 100 верховых казаков, и около 40 человек остались как прикрытие в полуокруженном водой лагере.