Воспоминания без цензуры - [70]

О событиях, происходивших в это время на участке Юго-Западного фронта, нам было мало что известно. Из общей сводки мы знали, что там идут бои, но подробной информации не получали.

Во второй половине августа меня внезапно вызвали в Ставку. У Сталина я застал и Н. Ф. Ватутина. Рассматривался вопрос об освобождении Воронежа. Ватутин предлагал наступать всеми силами Воронежского фронта непосредственно на город. Мы должны были помочь ему, сковывая противника на западном берегу Дона активными действиями левофланговой 38-й армии. Я знал, что Ватутин уже не раз пытался взять Воронеж лобовой атакой. Но ничего не получалось. Противник прочно укрепился, а нашим войскам, наступавшим с востока, прежде чем штурмовать город, надо было форсировать реки Дон и Воронеж. Я предложил иной вариант решения задачи: основной удар нанести не с восточного, а с западного берега Дона, используя удачное положение 38-й армии, которая нависает над противником севернее Воронежа. Для этого надо только подтянуть сюда побольше сил, причем по возможности скрытно. При таком варианте удар по воронежской группировке наносился бы во фланг и выводил наши войска в тыл противника, занимавшего город. Кроме того, этот удар неизбежно вынудил бы противника, ослабить свои силы, наступавшие против Юго-Западного фронта. В той обстановке такой вариант, по моему глубокому убеждению, был наиболее правильным.

Но Ватутин упорно отстаивал свой план, а мои доводы, по-видимому, оказались недостаточно убедительными. Не подействовало и обещание, что, если будет принят мой вариант, Брянский фронт выделит в распоряжение соседа все войска, которые сможем собрать без ущерба для своей обороны. Сталин утвердил предложение Ватутина, обещав при этом усилить Воронежский фронт дополнительными соединениями из резерва Ставки, а также гвардейскими минометными полками, вооруженными реактивными установками М-31.

На этом визит у Сталина закончился. Выйдя в соседнюю комнату, мы с Ватутиным оговорили все вопросы, связанные с действиями 38-й армии, которая на время операции переподчинялась Воронежскому фронту, и разъехались каждый к себе.

Обстановка на участке Брянского фронта продолжала оставаться спокойной. Противник вел себя смирно, особых изменений в составе его войск не наблюдалось. 38-я армия подготовилась к наступлению и ждала только сигнала из штаба Воронежского фронта.

Наш штаб пополнялся командным составом. Несколько товарищей прибыли из 16-й армии. В частности, вместо М. И. Казакова, убывшего на Воронежский фронт, начальником штаба стал М. С. Малинин, на должность начальника артиллерии фронта прибыл В. И. Казаков, начальником связи стал П. Я. Максименко – старые сослуживцы, с которыми мы давно сработались. Начальником тыла оказался энергичный, хорошо знающий дело генерал Н. А. Антипенко. Моим заместителем по формированиям был генерал П. И. Батов, старый боевой командир, прекрасный строевик, с хорошими организаторскими способностями. С первого же дня знакомства с ним я заметил, что он тяготится своей должностью. Человеку с такой кипучей натурой трудно было усидеть в штабе.

Политическую работу в войсках возглавлял член Военного совета фронта С. И. Шабалин, человек одаренный, умеющий правильно нацелить деятельность политаппарата и партийных организаций.

Короче говоря, на Брянском фронте сложился коллектив сотрудников, способный обеспечить боевые действия войск в любых условиях.

Сроки готовившейся Воронежским фронтом наступательной операции несколько раз переносились, и наконец в первой половине сентября она началась. Предыдущие попытки наступать на этом направлении и затянувшаяся подготовка к новой операции не могли не насторожить противника. Он хорошо укрепился, подтянул сюда силы. Атаки наших войск не приносили результатов. И все же бесперспективные атаки продолжались, пока не вмешалась Ставка. По ее приказу наступление было прекращено. Войска Воронежского фронта перешли к обороне по восточному берегу Дона.

К этому времени обстановка на сталинградском направлении резко осложнилась. Противник форсировал Дон, вышел в междуречье Волги и Дона и завязал бои в самом Сталинграде.

Примерно во второй половине августа мне довелось дважды разговаривать по ВЧ со Сталиным. Разговоры сводились к тому, что под Сталинградом тяжело и нашему фронту следовало бы выделить часть войск для усиления этого направления. Я отвечал, что наиболее существенной помощью была бы отправка туда танковых корпусов. Сталин охотно соглашался с этим. В срочном порядке мы отправили к Волге танковые корпуса – сначала М. Е. Катукова, а затем П. А. Ротмистрова. Обычно в конце каждого разговора Сталин просил продумать, что бы мы еще могли сделать в помощь защитникам Сталинграда.

В сентябре я опять был вызван к ВЧ и уже заранее подготовил ответ, что могу отправить последний оставшийся во фронте 16-й танковый корпус (весьма слабый), но, к моему удивлению, Сталин ничего не потребовал, а стал интересоваться делами на нашем фронте и после краткого моего доклада о полном затишье задал вопрос: не скучно ли мне здесь в связи с такой обстановкой? Получив утвердительный ответ, он велел мне прибыть в Москву.