Воспоминания без цензуры - [132]

Операция «Багратион» недаром считается вершиной полководческого мастерства К. К. Рокоссовского, и недаром именно за нее он был удостоен звания Маршала Советского Союза. В ней проявилось его умение слушать своих подчиненных и отстаивать свое мнение, в том числе перед Сталиным.

Так, Павел Иванович Батов, командовавший 65-й армией, вспоминал, что удар по болотам Полесья родился из разговора у костра: «Однажды мы сидели с ним в лесу у тлеющего костра среди гвардейцев, беседуя об этих гиблых болотах.

…Пройти по ним можно, – сказал пожилой солдат. – Я тутошний и знаю – пройти можно. Верное слово! По этим топям мы в мокроступах ходили.

– Что это такое? – спросил комкор.

– Ну, лыжи из лозы. Ноги в трясине не тонут, и шагаешь легко – грязь в решетках не задерживается.

– Сможешь сделать завтра десяток?

– Раз надо, сделаем».

С этого началось строительство бревенчатых гатей для провоза техники, гонки танков на танкодромах в болоте. Здесь пригодилось умение Рокоссовского, которое очень точно подметил Батов: «Как всегда спокойный, углубленный в свои мысли, он умело и творчески распределял работу между своими заместителями, начальниками родов войск, штабом, Военным советом и Политуправлением фронта. Всё это создавало удивительно приятную рабочую атмосферу, каждому хотелось смелее думать, смелее действовать».

Эти смелые мысли и действия прадед был готов прикрыть собой – своим именем и авторитетом. После обсуждения в ставке Верховного плана штаба фронта – того самого, когда прадеду было предложено выйти и подумать, – он рассказывал члену Военного совета генералу К. Ф. Телегину: «Тут мне, скажем прямо, досталось: представитель Генштаба и члены Ставки чуть ли не в один голос обвинили меня в неграмотности, в незрелости оперативного мышления и вообще в неспособности разработать план, заслуживающий рассмотрения. „Где это видано, – говорил один из выступавших, – чтобы на одном оперативном направлении наносились два главных удара, чтобы войска били растопыренными пальцами, распылялись силы и заведомо ставился под угрозу срыва успех самой операции?“» А вот чем объяснил свою настойчивость Рокоссовский: «Я посчитал себя обязанным доложить Верховному, что в предложенном нами решении заключено коллективное мнение не только командования фронта, но и командующих армиями, командиров многих соединений».

По словам Телегина, Рокоссовский даже был готов подать в отставку, он сказал Сталину: «Наше решение твердое и неизменное, и я прошу утвердить его в представленном виде. Если вы его считаете ошибочным, а, следовательно, меня неспособным правильно оценить обстановку, принять грамотное решение – прошу освободить меня от командования фронтом, поскольку ни у меня лично, ни у Военного совета фронта иного решения нет».

На вопрос Телегина, какие чувства испытал Рокоссовский, когда Сталин всё-таки утвердил его предложение о двух ударах, тот рассмеялся и ответил: «Наверное, в первый раз за всю службу в армии захотелось расстегнуть воротничок кителя!»

Разгром

В кольце диаметром примерно 25 км оказались до 40 тысяч гитлеровцев. Путь на юг и на запад мы закрыли достаточно прочно, но на севере и северо-западе в первый день окружения врага держали только части танковых корпусов. Этим, видимо, хотел воспользоваться командующий 9-й немецкой армией. 27 июня он приказал командиру 35-го армейского корпуса фон Лютцову во что бы то ни стало пробиться либо в Бобруйск, либо на север, к Погорелому, на соединение с 4-й армией. Фон Лютцов решил уничтожить всю технику и пробиваться на север. Сделать это фашистскому корпусу не удалось. В поддержку танкистам генерала Бахарова командарм послал 108-ю стрелковую дивизию. Она оседлала шоссе на Могилев. На правом крыле наши войска вышли к Березине в районе Свислочи.

В конце дня 27 июня в расположении противника начались массовые взрывы и пожары: гитлеровцы уничтожали орудия, тягачи, танки, сжигали машины; они убивали скот, сожгли дотла все селения. Войска прикрытия, состоявшие из отборных солдат и офицеров, продолжали оказывать нам упорное сопротивление, даже контратаковали. Однако соединения генералов Горбатова и Романенко в тесном взаимодействии с частями 65-й армии все сильнее сжимали кольцо окружения.

В районе Титовки враг предпринял до пятнадцати контратак, стремясь прорваться на север. Вот свидетельство участника событий командира 108-й дивизии генерала П. А. Теремова: «…самая неистовая атака разыгралась перед фронтом 444-го и 407-го полков. В этом районе были сосредоточены в основном силы нашего артиллерийского полка. Не менее 2 тысяч вражеских солдат и офицеров при поддержке довольно сильного орудийного огня шли на наши позиции. Орудия открыли огонь по атакующим с дистанции семьсот метров, пулеметы – с четырехсот. Гитлеровцы шли. В их гуще разрывались снаряды. Пулеметы выкашивали ряды. Фашисты шли, переступая через трупы своих солдат. Они шли на прорыв, не считаясь ни с чем… Это была безумная атака… Мы видели с НП жуткую картину. Нет, в ней не было и тени воинской доблести. Гитлеровцы были в каком-то полушоковом состоянии. В движении этой огромной массы солдат было скорее животное упорство стада, нежели войска, решившего любой ценой навязать свою волю противнику. Но впечатление тем не менее было внушительное».