Воспоминания Андрея Михайловича Фадеева - [99]

В числе любопытных вещей в церкви выдается изящной работою образ Богоматери на эмали и тонкой резьбою патриарший трон, подаренный некогда римским папой, кажется, Климентом XII-м. При монастыре устроена типографии духовных армянских книг; есть также обширная библиотека, помещенная в нескольких больших комнатах под чердаком, набитых тесно и беспорядочно армянскими книгами и рукописями. Говорят, здесь много древних библий, из коих я видел один экземпляр, оригинально раскрашенный яркими красками на пергаменте. Хозяева монастыря, эчмиадзинские монахи, по наружности, сытые, румяные, щеголевато одетые, заметно опрятнее и благовиднее нежели армянское духовенство в других местах. Их трапезная состоит из длинного, узкого коридора, в котором стол и скамьи по обеим сторонам его сплошные, каменные. В помещении патриарха (тогда находившегося в Тифлисе), три приемные комнаты украшены резьбою с разноцветными, узорчатыми стеклами картины на стенах большею частью довольно грубой работы. В гостиной, на возвышении, стоит широкое, особой конструкции кресло в роде трона, присланное, как нам сказали сопровождавшие нас монахи, из Индии; а все четыре стены, почти от потолка до пола, разрисованы сплошь красками альфреско, в виде и размере небольших отдельных квадратных картин, изображающих мучения, которыми истязали Св. Григория, просветителя Армении, по повелению царя Тиридата, наперсника Императора Диоклетиана. Картины в художественном отношении не имеют никакого значения; но количество и разнообразие изображенных истязаний заставляют удивляться неистощимой изобретательности истязателя, или, может, быть чрезмерному увлечению усердием и воображением рисовавшего художника. Св. Григорий везде представлен нагой, и иные пытки так необыкновенны, что невольно недоумеваешь, как насчет чудовищной жестокости их, так и насчет весьма неудобного помещения их на стенах гостиной. Я бы не желал находиться здесь в обществе дам. А между тем, патриарх принимает здесь всех дам, посещающих его, принимал и княгиню Елизавету Ксаверьевну Воронцову. Некоторые из мужчин, присутствовавших при этом посещении, говорили потом, что чувствовали себя не совсем ловко и не знали, куда поворотить глаза, чтобы не смотреть на стены.

Я обедал у архиепископа Луки, человека очень неглупого, хитроватого и популярного у своей паствы. Он заменял патриарха в его отсутствие. Обед был обильный, но безвкусие пробивалось во всем. Столовая посуда, старинная, вероятно, дорогая, доставленная из каких-то далеких заморских стран, судя по содержанию сделанных на ней узоров и рисунков, частью рельефных, очевидно произведена специально по предназначению в святую обитель, потому что представлены преимущественно различные сцены из Священного Писания. На тарелках такие сюжеты, имея вид образов, казались совсем неуместными и иногда с непривычки вынуждали отказываться от кушаний. Например, на жаркое подали жаренную индюшку, а на тарелке нарисован образ Благовещения; какая же возможность есть на такой тарелке, даже просто по чувству приличия.

Эчмиадзин изобилует водою. Незадолго перед тем разведен сад в большом размере, с прекрасным огромным бассейном. Говорят, впоследствии, патриарх Нерсес обратил особое внимание на сад и привел его в отличное состояние. В одной версте от монастыря находится принадлежащий ему обширный виноградник, а также большие житницы с хлебом.

После обеда я выехал в Эривань, отстоящую на двадцать верст от Эчмиадзина. По пути встречаются деревни, красиво расположенные среди садов, зелени, деревьев; везде много воды. Дорога довольно ровная, но делается неровной и каменистой по мере приближения к Эривани. Этот город был в то время еще уездным и совершенно сохранил вид азиатского города; при въезде в предместье, высокие глиняные стены окружали пространные сады, тянущиеся версты на три до реки Занги, на берегу которой раскинут, на значительном пространстве, бывший Сардарский сад, сильно запущенный, но еще сохранивший следы прежнего великолепия. Главную красу его теперь составляют необыкновенной величины роскошные тополи и посреди сада некогда прелестный киоск, по обычаю, с разноцветными, узорчатыми стеклами, очень эффектно подобранными, к сожалению, приходящий в явный упадок. Вид крепости отсюда чрезвычайно живописен: стены с высокими башнями возвышаются над самой Зангой, с шумом и ревом текущей внизу. Впрочем, крепостные стены уже распадались и вскоре затем крепость вовсе уничтожена. Чрез реку хороший древний мост, тоже приходящий в разрушение и при нем водохранилище, снабжающее водою весь Зангибарский магал. За рекой сейчас же начинается крутая гора до самого города, расположенного точно так же, как и предместье, то есть домов вовсе нигде не видно, а видны только высокие глиняные заборы и за ними деревья; лишь базар помещается на отдельной площади, открыто на виду.

Единственно любопытный предмет в тогдашней Эривани был Сардарский дворец, или вернее сказать, его скудные остатки с садом, постройками гарема и других принадлежностей. Внутри дворца лучше всего уцелела зеркальная зала, стены которой выложены кусочками зеркал, очень красиво и оригинально, и украшены портретами разных шахзаде и сардаров, замысловатой персидской работы и такого же восточного вкуса. В нижнем этаже сберегается комната, где провел ночь покойный Император Николай Павлович, и написал карандашом на белой стене число того дня и подписал свое имя. Это место на стене окружено рамкой под стеклом, и потому надпись до сих пор явственно сохранилась.