Воспоминания Андрея Михайловича Фадеева - [113]

Шуша — город тоже довольно обширный, отчасти обстроенный очень порядочными по наружности, большими каменными домами, которые внутри расположены на азиатский манер, то-есть крайне неудобно. Климат хороший и здоровый, ибо Шуша находится на возвышении более двух тысяч футов над уровнем моря; садов нет, но почти все дома обсажены деревьями; церквей не видно. Русская церковь одна, и в ней замечательный резной иконостас. Мечети также не заметны. Лучшие или, вернее, самые большие строения, особенной архитектуры, в виде замков, принадлежат потомкам бывшей ханской фамилии.

Меня здесь встретил Бекман с князем Константином Тархановым[97] и Муратовым, хозяином первой моей Тифлисской квартиры, состоявшим теперь на службе в Шуше в должности городничего. Они поместили меня на хорошей квартире с большой галереей и балконом, с которого открывался красивый вид на город. Я сильно устал и рад был отдохнуть после безобразной, мучительной дороги. Но долго отдыхать не пришлось. Занятия по делам, представления мне чиновников и граждан, прогулки для ознакомления с городом начались неизбежным чередом. Немедленно последовал большой обед у Тарханова; затем в сопровождении его я делал визиты почетнейшим лицам, из коих во главе туземной аристократии стояли: богатая вдова Мехти-Кули-хана, полковник Джафар-Кули-хан и престарелая вдовствующая ханша Джаваир-Ханум. Первая, на восточный лад довольно образованная и даже светская, гостеприимно принимала посещавших ее заезжих гостей и любезно наделяла их нешкешем своего произведения, прекрасным ковром. У нее постоянно фабриковались в большом количестве превосходные ковры в роде персидских, чрезвычайно прочные, красивых, разнообразных рисунков и величин, но всегда почти не квадратные, а длинные. Этой работой занимались в гаремной тишине ее женщины, а часто и сама ханша принимала участие в работе. Производились ковры не для продажи, но единственно для подарков, коими ханша щедро снабжала всех своих знакомых как лично, так и заочно, рассылая по краю. С нею проживала дочь ее с мужем, беком Хассаем Усмиевым, офицером, который состоял при наместнике. — очень миловидная особа, заслужившая по красоте своей название «Карабахской розы». Второй, Джафар-Кулихан, — полковник лет шестидесяти, порядочно говоривший по-русски, чему вероятно научился в Петербурге, где пребывал на службе шесть лет, а потом еще два года в Симбирске, куда был сослан в заточение. Жил он в Шуше весьма изрядно, можно сказать на широкую ногу, и хотя и с европейской тенденцией, но с преобладающим татарским пошибом. Он пригласил меня к себе обедать, и чтобы познакомить меня с образом своей жизни и ее удовольствий, устроил превеликое празднество с азиатскими увеселениями, плясками, музыкой, пением, но разумеется и с шампанским: а вечером усадил в бостон, что продолжалось далеко заполночь, и вследствие чего я возвратился домой с тяжестью в голове.[98]

Третья аристократка, вдова Джаваир-Ханум, весьма важная, пожилая татарская дама, тщательно поддерживала свое ханское величие. По слухам, она христианского происхождения, из грузинских княжен, захваченная в малолетстве татарами, препроводившими ее в ханский гарем, где она обращена в мусульманство и сделалась главной женой хана. Говорят, она теперь усердная мусульманка, но вероятно по воспоминанию о прежней вере, а может быть и по некоторому чувству соболезнования о ней, не успевшему притупиться многолетним исламизмом, она до сих пор не может переносить церковного колокольного звона, и при звуках его старательно зажимает себе уши.

Джаваир-Ханум и вдова Мехти-Кули-хана приезжали в Тифлис с визитом к княгине Воронцовой, с большой свитой прислужников и прислужниц и соблюдением всех подобающих их сану восточных этикетов и церемоний.

Меня уговорили побывать и в театре, который я нашел довольно порядочным для уездного и к тому же татарского городка.

Из Шуши я продолжал путь, с тою же целью осмотра поселений, сельскохозяйственного их быта и изыскания удобных мест к основанию новых русских поселений, — по прямому направлению в город Нуху. Выехал я с моими провожатыми под вечер, после обеда и чая у Тарханова, верхами (для избежания нестерпимой экипажной переправы по камням), до сада ханши Мехти-Кули, в десяти верстах от Шуши, где и должен был заночевать по причине проливного дождя, преследовавшего меня затем почти беспрерывно все время остального путешествия. Это еще более затрудняло без того трудную дорогу, особенно при переездах через речки, где лошади останавливались от сильного напора течения, экипаж приподымался водой и рисковал перевернуться, не смотря на многолюдную помощь и поддерживания, и кончил-таки тем, что изломался. По счастью ночлеги были сносные. По пути встречал я татарские кочевья, перебиравшиеся в горы, и прибыл в Нуху 26-го мая. Погода прояснилась, но дождь сменился не менее неприятным зноем. При въезде справа виднеются сады, из коих и бывшие ханские Джафар-Абатские, сперва редкие, а потом чаще и по обеим сторонам, с плетневыми заборами, за коими неприметно скрываются дома и постройки. Деревья очень большие, а улицы несоразмерно узкие.