Воспоминания. 1848–1870 - [9]

III

Отец мой как предводитель дворянства – Деревенская школа – Воспоминания отца о декабристах – Норов —Свидание с Нарышкиным – Отношение отца к крестьянам – Выборы бургомистра – Рекрутские наборы – Новый священник нашего села – Следствие у соседней помещицы – Шишков – Встреча госпожи Перваго с Герценом в Вятке – Желтухины – Спектакль

1840—1846

Наконец мы вернулись в село Яхонтово; мы редко ездили в гости, только на такие праздники, от которых нельзя было отказаться; отец тоже никуда не ездил; он был предводителем дворянства, кроме того, занимался имением и сахарным заводом и во всем не имел других помощников, кроме своих крестьян.

Я уже говорила об отце в третьем томе записок покойной Татьяны Петровны Пассек «Из дальних лет»15и в начале этих записок рассказывала о его детстве и молодости; но этим далеко не исчерпано всё, касающееся его служебной деятельности и жизни «между крестьянами». Я выражаюсь так потому, что всё его время было посвящено их образованию и заботам о них; он не желал вести праздной жизни, которую вели помещики той эпохи, и был в то время одним из весьма немногих людей в России, считавших серьезным делом такие занятия для крестьян; не будучи богат, он не гнался ни за отличиями, ни за наградами по службе.

Мне было года четыре, когда отца в первый раз избрали инсарским уездным предводителем дворянства; на эту должность его избирали четыре раза подряд, и в эти пятнадцать лет он заслужил доверие и уважение дворян, бесконечную любовь крестьян и ненависть со стороны чиновников-взяточников. Крепостные и казенные крестьяне беспрестанно с полным доверием обращались к нему по поводу разных недоумений и жалоб. Он выслушивал их с большим терпением, исполнял немедленно всё, что от него зависело, а если нужно было искать правосудия далее, то сам писал прошения – он знал наизусть большую часть статей законов.

Характера отец был пылкого, горячего до самозабвения; всегда готов был оказать помощь другим. Как-то раз ему доложили, что в селе упала в колодец девушка в припадке помешательства; услышав это, отец позабыл о своих больных ногах и побежал к месту происшествия, где уже собралось много народа. «Привяжите к кому-нибудь крепкую веревку! – кричал он торопливо. – Спустите туда поскорее! Как, никто не хочет? Ну так ко мне привязывайте веревку, я сам спущусь!» Все присутствовавшие восторженно закричали, что готовы исполнить желание отца; наконец один молодой парень спустился в колодец, и девушка была спасена.

У отца имелась школа, в которой училось до сорока учеников; старших он учил сам не только арифметике, но и алгебре, геометрии, учил их снимать планы и прочее, а они учили младших; во время урока не было человека терпеливее отца: он готов был десять раз объяснить непонятное ученикам, которые его очень любили. Нас он также учил математике, но более всего любил разговаривать с нами, рассказывая о своей молодости и обо всем виденном и слышанном, о своем путешествии во Францию в 1830 году; много говорил о декабристах, об их мечтах; вздыхал, вспоминая о них и думая, сколько пользы могли бы принести России эти образованные и высоконравственные люди, если бы несчастная случайность не увлекла их в водоворот декабрьской смуты, которая выбросила их из общества навсегда. Слыша так много о них, об их страданиях, о лишениях, перенесенных ими доблестно, мы с детства относились к ним, конечно, восторженно.

Вот что рассказывал отец об одном декабристе, Норове. Офицеры и даже солдаты привыкли при Александре I к гуманному обращению со стороны государя. Однажды один из князей присутствовал при ученье полка, в котором служил Норов. Шеф был не в духе, остался всем недоволен, кричал на солдат и офицеров; погода была дождливая, и князь, топая ногою перед Норовым, в порыве гнева забрызгал его; когда он удалился, Норов вложил шпагу в ножны и стал позади солдат. На следующий день великий князь узнал, что Норов подает в отставку; опасаясь заслужить от государя замечание за свою горячность, великий князь послал за Норовым и, убеждая его взять свое прошение обратно, сказал между прочим:

– Ah: mon cher, si vous saviez comme Napoleon traitait quelquefois ses maréchaux!

– Mais, votre altesse, il y a aussi loin de moi à un manichal de France, que de votre altesse à Napoléon16, – отвечал Норов.

Говорят, что Норову не простили этих слов и припомнили, когда он был арестован 14 декабря 1825 года.

Не помню хорошо, в каком году государь Николай Павлович повелел некоторых сосланных декабристов перевести рядовыми на Кавказ. Проездом им удалось повидаться со своими и с друзьями; помню, что мы были тогда у деда в Москве и всей семьей поехали для свиданья с Михаилом Нарышкиным на дачу его сестры, княгини Авдотьи Михайловны Голицыной, у которой он провел дня два. Тут была и игуменья Тучкова, живое лицо которой сияло счастием в этот день. Черты лица Нарышкина носили следы преждевременной старости, оно было худым и желтым; надета на Нарышкине была солдатская шинель. Он очень обрадовался всем нам, особенно отцу, очень ласкал нас, с чисто отцовским чувством. У него не было детей; в Сибири он взял приемыша, девочку-сибирячку, которую мы видели потом в его имении Высоком. Этот раз у него не было времени много рассказывать о Сибири, он только хвалил начальников за гуманность, говорил, что декабристы постоянно боялись навлечь на них неудовольствие государя.