Воспоминания: 1802-1825. Том I - [23]

Шрифт
Интервал

Спускаясь от Ларса, мы вернулись в ущелье, кое становится в этом месте настолько узким, что в некоторых местах можно было идти лишь по 2 или 3 человека в ряд. На протяжении 17 верст Терек переходят 20 раз по мостикам, которые по большей части приходится сооружать самим, поскольку злоба местных жителей и буйство реки часто разрушают их. Самый опасный и наиболее часто атакуемый переход — это Дарьял. Там опасаешься быть унесенным с камнями, которые катит Терек, или быть расплющенным огромными скалами, нависающими над головой. В конце этого ущелья находится замок Казбек, у подножия горы с тем же названием, принадлежащий князю, коего также называют Казбек и который исповедует полную преданность России. Мы остановились на ночь в его замке, немного напоминающем таинственные замки госпожи Радклиф, чьи двери закрываются со столь же тщательной заботой, какую могли проявлять древние рыцари, оберегаясь от нападений врагов. Не найти ни одного человека, который не был бы вооружен; кажется, что ты переносишься в какой-то роман.

Однако, покидая Казбек, ты доволен тем, что чувствуешь себя немного более просторно, и что миновал это ужасное ущелье; и снова встречаешь берега Терека меж гор, однако менее высоких, образующих долины и панорамы восхитительной красоты и разнообразия. Сей день — вплоть до селения Коби — был настоящей прогулкой; однако следующий день — до Кашаура — был самым утомительным из всех переходов Кавказа; непрерывно поднимаемся по очень узкой и очень плохой дороге; на вершине этой горы — крест, давший ей название, мы совсем напуганы, глядя себе под ноги: селения теряются в облаках; с трудом можно различить истоки Терека, несущего свои воды в Россию и воды Арагви, которая вскоре оросит равнины Грузии. Из Кашаура спускаемся (намного быстрее, чем поднимались сюда) и входим в чудесную долину, орошаемую Арагви и затененную великолепными деревьями. Перемещаемся в новый климат; вся природа могла бы принарядиться здесь по-новому; воздух там более мягок, и нельзя не позволить себе любоваться на каждом шагу чудесными и живописными ландшафтами. Таким образом, мы прибываем в Ананур, маленький городок, где мы остановились на ночь и обнаружили прекрасное местное вино, которое помогло нам заснуть и забыть об опасности чумы.

Нам не терпелось быстрее прибыть в Тифлис, и мы с Воронцовым оставили наших компаньонов и, в сопровождении всего двух казаков, отправились рысью. Наши казаки не смогли следовать за нами, испугавшись, как бы мы не поехали не той дорогой; мы были в восторге, заметив на Мухранской равнине лагерь с нашими войсками; но какое неприятное чувство мы испытали, когда, пожелав приблизиться к нему, столкнулись с часовыми, которые, нацелив на нас ружья, приказали удалиться; хоть мы и объявили свои звания, нам пришлось проехать мимо. На некотором расстоянии от этого лагеря мы обнаружили казачий пикет, который сообщил нам, что в крае царит чума, и тот егерский батальон изолировался, чтобы обезопасить себя от этого зла. Мы проехали мимо Мцхеты, руин старинного замка и монастыря, построенного на великолепном месте — там, где Арагви впадает в Куру. Вид Мцхеты, гор, и быстрого извилистого течения двух рек — один из самых прекрасных, какие только можно увидеть в мире.

Наконец, мы ясно увидели Тифлис, довольно большой город, стоящий на берегах Куры, чьи древние стены увенчивают отвесные скалы; проехали мимо чумного кладбища, что отнюдь не было для нас приятным, и прибыли в дом князя Цицианова, главнокомандующего в Грузии и на границе Кавказа. Он принял графа Воронцова очень хорошо, а вот меня очень плохо; его разместили в доме князя, а я с Нехлюдовым и Шмидтом отправился ночевать в город. Сия первая ночь была очень неприятной: мы прошлись по узким темным и абсолютно пустынным улочкам; эпидемия заставила жителей спасаться бегством, и при слабом свете нашего фонаря мы различали на некоторых дверях намалеванные дегтем кресты, которые указывали на дома, где произвела опустошение чума. Наш квартал тоже был заброшен; окна были разбиты, и ветер и кошки проникали туда со всех сторон. Мы не слишком-то обрадовались такому началу, и чума не внушила нам разве что чувство ужаса. Но со следующего дня мы начали привыкать к этой мысли, а несколько дней спустя о ней больше не думали, и находили даже очень забавным меры предосторожности против чумы. В Тифлисе есть очень приятные горячие серные ванны, где я частенько бывал; нужно было отказаться от женщин, что удалось с большим трудом, я лишь ненадолго смог за деньги найти себе одну: говорят, что когда в городе нет эпидемии, удовлетворить любопытство, которое должен иметь каждый приезжающий, чтобы познать столь хваленых красавиц Грузии, очень легко.

Князь Цицианов готовился к походу на Гянджу, и, когда все было готово, мы покинули Тифлис и отправились на соединение с армейским корпусом, собранным приблизительно в 15 верстах от города и состоящим из Нарвского драгунского полка, батальона Кавказского гренадерского полка, 17-го егерского и Севастопольского полков, нескольких казаков; грузинские и татарские волонтеры присоединялись к ним на ходу, и каждый день несколько князей или дворян, великолепно одетых, следовавших на превосходных лошадях вместе со своими хорошо вооруженными и хорошо держащимися в седлах вассалами прибывали, чтобы пополнить нашу маленькую армию, и придать ей облик некоего крестового похода; князья Орбелиани, Амилохвари, Чавчавадзе и другие грузины, татары и армяне высокого происхождения также прибыли, чтобы предложить свое мужество и хвастануть своей роскошью.


Еще от автора Александр Христофорович Бенкендорф
Записки

Перед нами воспоминания, принадлежащие перу офицера Императорской Главной Квартиры, причем довольно осведомленного о ее деятельности в начале войны в качестве главного военного штаба России. Это видно из того, как пишет автор о начальных военных действиях. Бенкендорфу принадлежит описание рейда отряда Винценгероде в глубь занятой французами Белоруссии, а также боя под Звенигородом. Важен и рассказ о том, что происходило под Москвой в дни, когда в ней была Великая армия, об освобождении Москвы и ее состоянии после ухода неприятеля.


Воспоминания: 1826-1837

Долгие годы Александра Христофоровича Бенкендорфа (1782–1844 гг.) воспринимали лишь как гонителя великого Пушкина, а также как шефа жандармов и начальника III Отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии. И совсем не упоминалось о том, что Александр Христофорович был боевым генералом, отличавшимся смелостью, мужеством и многими годами безупречной службы, а о его личной жизни вообще было мало что известно. Представленные вниманию читателей мемуары А.Х. Бенкендорфа не только рассказывают о его боевом пути, годах государственной службы, но и проливают свет на его личную семейную жизнь, дают представление о характере автора, его увлечениях и убеждениях. Материалы, обнаруженные после смерти А.Х.


Рекомендуем почитать
Хроника воздушной войны: Стратегия и тактика, 1939–1945

Труд журналиста-международника А.Алябьева - не только история Второй мировой войны, но и экскурс в историю развития военной авиации за этот период. Автор привлекает огромный документальный материал: официальные сообщения правительств, информационных агентств, радио и прессы, предоставляя возможность сравнить точку зрения воюющих сторон на одни и те же события. Приводит выдержки из приказов, инструкций, дневников и воспоминаний офицеров командного состава и пилотов, выполнивших боевые задания.


Северная Корея. Эпоха Ким Чен Ира на закате

Впервые в отечественной историографии предпринята попытка исследовать становление и деятельность в Северной Корее деспотической власти Ким Ир Сена — Ким Чен Ира, дать правдивую картину жизни северокорейского общества в «эпохудвух Кимов». Рассматривается внутренняя и внешняя политика «великого вождя» Ким Ир Сена и его сына «великого полководца» Ким Чен Ира, анализируются политическая система и политические институты современной КНДР. Основу исследования составили собранные авторами уникальные материалы о Ким Чен Ире, его отце Ким Ир Сене и их деятельности.Книга предназначена для тех, кто интересуется международными проблемами.


Кастанеда, Магическое путешествие с Карлосом

Наконец-то перед нами достоверная биография Кастанеды! Брак Карлоса с Маргарет официально длился 13 лет (I960-1973). Она больше, чем кто бы то ни было, знает о его молодых годах в Перу и США, о его работе над первыми книгами и щедро делится воспоминаниями, наблюдениями и фотографиями из личного альбома, драгоценными для каждого, кто серьезно интересуется магическим миром Кастанеды. Как ни трудно поверить, это не "бульварная" книга, написанная в погоне за быстрым долларом. 77-летняя Маргарет Кастанеда - очень интеллигентная и тактичная женщина.


Добрые люди Древней Руси

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.