Воспоминание об убийстве - [16]

— Парни, не обращайте на нее внимания!

— Но это чистая правда, — настаивает она, и в глазах ее светится честность.

— Вот видите? — ликуют репортеры.

— Всем очистить помещение! — кричит следователь. — С меня довольно!

А между тем дело закрыто. По крайней мере, так со смехом утверждают журналисты. Сверкают вспышки, моя жена при этом мило жмурит глаза. Следователь видит, как слава раскрытия преступления уплывает от него. Сделав над собой усилие, он успокаивается.

— Послушайте, парни, послушайте… Насчет этих моих фотографий для газет, сейчас…

— Какие фотографии? Ха. Точка. Восклицательный знак. Ха!

— Убирайтесь отсюда, все до единого! — Детектив с силой крошит сигару в пепельнице. Пепел и табак летят на меня. Никто их не стряхивает.

Коронер усмехается, а под окнами, затаив дыхание, стоит толпа любопытствующих. Такое впечатление, что в любую секунду могут грянуть аплодисменты.

Все кончено. Раздраженный детектив трясет головой.

— Довольно, миссис Джеймсон. Если журналистам нужна дополнительная информация, прошу пройти в участок.

В комнате движение тел; они шаркают по ковру, толпятся в дверях. «Надо же, вот это будет статья! А девочка — будь здоров, какие фотографии!»

— Алиса, быстрее, посмотри в окно. Они его сейчас унесут!

Кто-то закрывает мне лицо тряпкой.

— Черт, опоздали, теперь ничего уже не видно!

Репортеры выходят из комнаты; в небрежных жизнерадостных руках они уносят мои снимки, один даже цветной. Все торопятся, чтобы поспеть сдать материал в номер.

Я доволен. Я умер еще до полуночи, поэтому наверняка попаду в утренние газеты. Очень предусмотрительно с моей стороны.

Следователь делает гримасу. Жена встает и выходит из комнаты. Один полицейский кивает другому:

— Ты как насчет пирожков с лимонадом в «Белом бревне»?

А я не могу даже облизнуть губы.

Детектив утомленно морщит лоб. Он ничего не говорит, он думает. Судя по лицу, он подкаблучник. Ему не хочется сейчас идти домой, к жене; он предпочитает бездельничать, не возвращаться по ночам. Трупы предоставляют ему такую возможность. Я в том числе. Только теперь от меня мало толку. Придется написать обычный отчет и отправиться домой.

Остался один только коронер. Он хлопает меня по плечу:

— Тебя так никто ни о чем и не спросил? И что же, старичок, произошло? Может, тебя убила она или ее дружки, а может, ты покончил с собой из-за нее? А? Влюбленный дурак — дважды дурак.

Ну а я молчу.

Уже поздно. Коронер уходит. Возможно, у него тоже есть жена. Может быть, ему нравятся трупы, потому что они не пререкаются, как некоторые другие.

Теперь я совсем один.

Через несколько минут сюда явятся санитары в белом, жующие резинку. Они без любопытства посмотрят на меня, положат на носилки и медленно, не спеша, отвезут на труповозке в центр города.

А через неделю некий человек, озабоченный своими подоходными налогами, повернет ручку, и меня охватят языки пламени. И я вылечу в трубу крематория множеством крохотных серых пылинок.

И тогда, через неделю, всем этим людям — Карлтону, жене, следователю, коронеру, репортерам, миссис Мак-Леод, — когда они будут переходить улицу, резкий мартовский ветер, соблюдая забавную справедливость, запорошит чем-нибудь их проклятые глаза!

Всем сразу!

Может, крошечными хлопьями серого пепла.

Погибнуть из-за скудоумия

Half-Pint Homicide 1984 год

Переводчик: А. Мельников

Сказать, что эта идея пришла Коротышке в голову в тот момент, когда незнакомец попытался столкнуть его с моста Юнион-Бридж на железнодорожное полотно, означало бы погрешить против истины. По правде говоря, сам Коротышка его на это спровоцировал.

— Ну-ка, столкни меня вниз, — сказал он.

И в последний момент отпрянул в сторону, чтобы не мешать своей жертве.

Незнакомец дико закричал. Крик его заглушил свисток паровоза, который в это время проходил внизу.

Спустя несколько минут Коротышка уже разговаривал по телефону с одним малосимпатичным толстяком по фамилии Шэболд. Голос у Коротышки был самый радостный. А разговор велся в неизменно уважительном тоне с обеих сторон.

— Послушайте, Шэболд… Моя фамилия Маллиген, а прозвище — Коротышка. Я рассказывал вам про труп, который лежит под мостом Юнион-Бридж. Так вот, это — один из ваших телохранителей…

Шэболд был явно расстроен известием. Коротышка попытался его утешить:

— Понимаю, мистер Шэболд. За один месяц пострадали сразу трое ваших парней. Один из них случайно выстрелил в себя и до сих пор находится в больнице. Второго в пьяном виде задержали на Мэйн-стрит; у него из карманов торчали фальшивые банкноты. Как все это печально…

Шэболд мрачно выдавил из себя несколько язвительных слов, словно пухленький мальчик, у которого только что отняли мешок со сладостями:

— Так ты — тот самый фраер, который день и ночь отирается возле Центральной тюрьмы?

— Так оно и есть. Что же, до скорого, Шэболд…

Коротышка повесил трубку обратно на рычаг, где ей было спокойнее, и направил свои стопы к тюрьме, не обращая внимания на холодный зимний ветер. Следующий час он провел в тюрьме, болтая о разных пустяках с сержантом Полмборгом. Сам же все это время не спускал глаз с дороги, на которой, по его расчетам, должен был вот-вот появиться большой черный лимузин с тем самым толстяком, которому он сумел испортить настроение.