Воспоминание об Алмазных горах - [12]

Шрифт
Интервал

Мне казалось, что разговор на эти темы исчерпан, когда Соль Хи неожиданно сказала:

— Моцарту в четырнадцать лет был присужден диплом Болонской филармонической академии. И звание академика. Академик в четырнадцать лет!

— У него отец был изверг: заставлял маленького Вольфганга работать до изнеможения, — наивно повторила я литературную версию.

Она рассмеялась своим звучным смехом.

— То же самое я заставляю делать Рима.

— У него способности? — поспешила я затушевать свою неловкость.

— Ну, Моцарта, из него, пожалуй, не получится. Хотя он старательный мальчик. Одной дисциплины мало — нужен еще талант. А Моцарт с самого начала был гением. Его отца нельзя осуждать, как это распространено в литературе о Моцарте. Мне кажется, его отец был великим психологом: будучи сам посредственным музыкантом, он угадал в своем сыне гения.

В разговор вмешался сам Рим.

— У меня нет таланта на музыку, — сказал он, удивив меня взрослостью своих слов. — Я буду танкистом!

— К тому времени, когда ты вырастешь, танки сдадут на слом, — строго сказала Соль Хи.

Я рассматривала скромное убранство их гостиной. Настенные часы с боем. От порога к столу — широкая ковровая дорожка. Этажерка с книгами. На стене портреты композиторов Ли Мен Сана и Чайковского и известной корейской танцовщицы, балетмейстера и хореографа Чхве Сын Хи. Впечатление идеальной чистоты и целесообразности.

— Мы познакомим вас с двумя интересными людьми, — сказала Соль Хи и взглянула на часы. — Они должны вот-вот прийти… Это композитор Хван и поэт Чо.

— Чо Ги Чхон?! — обрадовалась я.

— Вы знакомы? — быстро спросила Соль Хи.

— Я уже слышала это имя. И стихи читала. Талантливый.

Вечер приобретал остроту. Чо Ги Чхон считался самым модным поэтом. Его поэму о партизанских горах Пэктусан знали наизусть и студенты, и рабочие, ее изучали в школе, на слова другой поэмы — «Река Амнокан» была написана оратория.

Заря взошла над нашею землею, —
И я, седой старик, помолодел,
Встречая армию Страны Советов…

По наивной доверчивости к литературным образам я собиралась встретить этакого седоусого старичка с тяжелым затылком и вскинутыми к вискам умудренными глазами. Хозяин открыл двери, и в дом вошли два молодых человека. Я подумала — пришел кто-то «незапланированный». Но это были именно они — поэт и композитор. Композитор — совсем мальчик, Чо Ги Чхон — мужчина лет тридцати — тридцати пяти.

— Они хотели встретиться с советскими людьми, — сказал Квон.

Поэт улыбнулся. Улыбка была мягкая, открытая. Мы разговорились. Рассказала о своем знакомстве с японским поэтом Хара Тамики. Чо Ги Чхон заволновался:

— Книга, которую он подарил вам, цела?

— Да, лежит в гостинице…

Он слегка смутился. Затем, собравшись с духом, попросил:

— Если бы вы одолжили мне ее на несколько дней. Много слышал о ней, но так и не смог достать. Кое-что знаю наизусть. Нужно перевести весь сборник на корейский. Раньше мы ненавидели японцев. Теперь нужно учить ненависти к американцам. Они — враги, а Хара Тамики — наш союзник и друг.

— Договорились. Книгу передам с Квоном.

Он стал усердно благодарить: камсахабнида! Пока я не сказала: твессыбнида! — достаточно. Он рассмеялся и расслабился.

— Мне сегодня необыкновенно везет. Мы с Хван Хак Кыном обдумываем композицию-ораторию «Наводнение раздвигает берега» — о событиях последних пяти лет: освобождение Кореи советской Красной Армией, трагедия Южной Кореи, трагедия простых людей Японии — жертв атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки, их политическое прозрение.

Он загорелся, стал развивать отдельные эпизоды оратории, затем, опомнившись, вскинул голову, как бы отбрасывая волосы, и неожиданно окрепшим, сильным голосом начал читать по-японски:

…Рушится небо.
Улиц не видно.
Клокочет река.
                      Оо-о!.. Оо-о!!
Ночь наступает.
В глазах невидящих — пламя.
На губах запекшихся — пламя.
«Воды!.. Воды!.. Воды!!!» —
стон человеческий слышится.
Толпы обугленных тел.
Бегущих, ползущих на четвереньках.
«Пить!.. Пить!.. Пить!..» —
стонут в огненном море…

Он прочитал это с такой силой, что мы оцепенели.

— Вот за что я и люблю Хара Тамики, — уже спокойно произнес Чо Ги Чхон. — Мы хотим, чтобы в нашей композиции прозвучал и голос японского поэта. Пригласим его сюда, в Пхеньян, из Токио, пусть сам прочтет свои стихи перед нашей аудиторией, сам проведет четкую черту между друзьями и врагами корейского народа.

Замысел всем понравился. А почему бы в самом деле не пригласить сюда прогрессивного японского поэта?!

В тот памятный вечер я прикоснулась к живой, все еще кровоточащей душе Кореи. Они продолжали осмысливать свое положение. Жили в постоянном напряжении. Рыли глубокие убежища, чтобы на случай налета вражеской авиации укрыть детей.

Засиделись допоздна. Отсюда не хотелось уходить.

В какой-то сотне километров от их дома, от Пхеньяна, был враг. Он мог в любую минуту совершить налет и смести город с лица земли. А эти люди жили, сочиняли поэмы и музыку, строили планы на будущее и верили в то, что оно состоится…

Вначале поехали на юг, в Анак. Сергей Владимирович не был лишен своеобразного лукавства: оказалось, он тщательно, с привлечением целой группы консультантов разработал маршрут поездок по Северной Корее. Сопровождала нас Ли Ин Суль, нежная круглолицая кореянка. С ее пухлых губ не сходила благожелательная улыбка. Она была грациозна, словно пятнистая ланка, которые тут водились в лесах во множестве. Ли Ин Суль представляла штаб Народной армии, носила форму защитного цвета, которая очень шла ей. Водитель нашего «виллиса» Пак, молодой, жизнерадостный парень, любил быструю езду. Он вел машину на предельной скорости, не разбирая дороги и позабыв о пассажирах. При этом он пел во все горло свои гортанные песни, напоминающие по ритму военные марши. Никакие увещевания Аверьянова не помогали. Он быстро домчал нас до Анака, где была знаменитая могила шестого века — гробница Мичхон-вана эпохи государства Когурё. Мы увидели огромный курган, напоминающий древнеегипетскую пирамиду. Целая рощица деревьев укоренилась на его гранях и вершине. Внутрь, под землю, вел квадратный портик. По выщербленным ступеням мы спускались все ниже и ниже, пока не очутились в обширном зале с монолитными восьмигранными колоннами. Тут имелось шесть помещений из гладкого, хорошо обработанного камня — кладовые, галереи, главный зал со ступенчатым потолком — три вписанных друг в друга квадрата.


Еще от автора Мария Васильевна Колесникова
Рихард Зорге

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Восхождение на Холм Славы

Повествование о жизни советских пограничников.


Экспедиция идет к цели

С первой же страницы повести авторы почти незаметно втягивают читателя в стремительный круговорот необыкновенных приключений. Случайная находка алмаза среди геологических образцов Ученого комитета Монгольской Народной Республики геологом Пушкаревым. Бросок в пустыню Гоби комплексной экспедиции, перед которой стоит задача подыскать место для первого в пустыне города. Бредущие по знойным пескам умирающие от жажды люди. Погоня. Расхитители палеонтологических и археологических богатств Монголии. Мертвый город Хара-Хото и его тайны… Сюжет раскручивается и раскручивается.


Гадание на иероглифах

Мария Колесникова известна советскому читателю как автор повести «Наш уважаемый слесарь» и книг о Р. Зорге и его соратниках. Новая книга М. Колесниковой объединяет три повести о Дальнем Востоке. В первой повести, давшей название книге, рассказывается о военном крахе Японии и о Международном военном трибунале в Токио над военными преступниками; во второй — «Венец жизни» — автор рассказывает об Анне Клаузен, соратнице Р. Зорге; третья повесть посвящена видному советскому военному деятелю Берзину (Кюзису Петерису), одному из организаторов и руководителей советской разведки.


Перстень вьюги

Мария Колесникова и Михаил Колесников широко известны читателям у нас и за рубежом как авторы многих книг о прославленном советском разведчике Рихарде Зорге и его соратниках, о героях гражданской и Великой Отечественной войн, о советских ученых и инженерах, а также о современном рабочем классе. Новая повесть «Перстень вьюги» возвращает нас к дням беспримерной защиты Ленинграда и Балтийского побережья бойцами Советской Армии от гитлеровских полчищ. Это лирическое повествование о снайперах и моряках, о молодых ученых — физиках, математиках, геологах, — которые сражались на фронтах Великой Отечественной войны.


Венец жизни

Повесть посвящена соратнице советского разведчика Рихарда Зорге в Японии - Анне Клаузен.


Рекомендуем почитать
Столь долгое возвращение…

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Юный скиталец

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Петр III, его дурачества, любовные похождения и кончина

«Великого князя не любили, он не был злой человек, но в нём было всё то, что русская натура ненавидит в немце — грубое простодушие, вульгарный тон, педантизм и высокомерное самодовольство — доходившее до презрения всего русского. Елизавета, бывшая сама вечно навеселе, не могла ему однако простить, что он всякий вечер был пьян; Разумовский — что он хотел Гудовича сделать гетманом; Панин за его фельдфебельские манеры; гвардия за то, что он ей предпочитал своих гольштинских солдат; дамы за то, что он вместе с ними приглашал на свои пиры актрис, всяких немок; духовенство ненавидело его за его явное презрение к восточной церкви».Издание 1903 года, текст приведен к современной орфографии.


Записки графа Рожера Дама

В 1783, в Европе возгорелась война между Турцией и Россией. Граф Рожер тайно уехал из Франции и через несколько месяцев прибыл в Елисаветград, к принцу де Линь, который был тогда комиссаром Венского двора при русской армии. Князь де Линь принял его весьма ласково и помог ему вступить в русскую службу. После весьма удачного исполнения первого поручения, данного ему князем Нассау-Зигеном, граф Дама получил от императрицы Екатерины II Георгиевский крест и золотую шпагу с надписью «За храбрость».При осаде Очакова он был адъютантом князя Потёмкина; по окончании кампании, приехал в Санкт-Петербург, был представлен императрице и награждён чином полковника, в котором снова был в кампании 1789 года, кончившейся взятием Бендер.


Смерть империи

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


И всегда — человеком…

В декабре 1971 года не стало Александра Трифоновича Твардовского. Вскоре после смерти друга Виктор Платонович Некрасов написал о нем воспоминания.