Воспламеняющая взглядом - [18]

***

Через пять дней Энди затащил Вики Томлинсон почти против ее воли в Джейсон Гирни Холл, хотя она решила, что больше не хочет и думать об эксперименте: получила свой чек на двести долларов, взяла на него деньги и хотела забыть, где его получила.

Он убедил ее пойти, проявив красноречие, о котором и не подозревал. Они пошли во время перемены в два пятьдесят; в дремотном майском воздухе с часовни Гаррисона лился колокольный перезвон.

– Что может случиться при дневном свете? – сказал он, подавл беспокойство и отказываясь уяснить даже самому себе, чего он собственно боится. – Особенно когда вокруг десятки людей.

– Я просто не хочу идти, Энди, – сказала она, но пошла. Двое или трое ребят выходили из аудитории с книгами под мышкой. В солнечный день окна выглядели более прозаично, чем в бриллиантово-пыльном лунном свете. Вместе с Энди и Вики еще несколько человек вошли в аудиторию на семинар по биологии, начинавшийся в три часа. Один из них стал тихо и серьезно говорить с двумя другими о марше против призыва резервистов, который предстоял в конце недели. На Энди и Вики никто не обратил ни малейшего внимания.

– Ладно, – сказал Энди хрипло и взволнованно. – Посмотрика.

Он раскатал схему, потянув за болтающееся кольцо. Перед ними предстал голый мужчина, кожа с него была снята и на каждом органе написано его название. Мускулы были похожи на мотки переплетенных красных ниток. Какой-то остряк назвал его Оскаром-брюзгой.

– Боже! – сказал Энди.

Она схватила его за руку теплой, влажной от волненья ладонью. – Энди, – сказала она. – Пожалуйста, уйдем. Прежде чем нас узнают.

Да, нужно уходить. То, что плакат заменили, испугало его больше, чем что-нибудь другое. Он резко дернул за кольцо, и плакат свернулся вверх. С тем же самым чмокающим шумом.

Другой плакат. Тот же звук. Сейчас, двенадцать лет спустя, он все еще слышал этот звук, когда позволяла головная боль. После того дня он никогда не входил в комнату 70 в Джейсон Гирни Холле, но звук этот хорошо знал.

Частенько слышал его во сне... и видел эту взывающую, тонущую, окровавленную руку.

***

Зеленая машина прошелестела по подъездной дорожке аэропорта по направлению к Нортуэй. За рулем сидел Норвил Бэйтс. Из приемника приглушенно и спокойно лилась классическая музыка. Теперь его волосы были коротко острижены и зачесаны назад, но небольшой полукруглый шрам на подбородке не изменился – он в детстве порезался разбитой бутылкой кока-колы. Вики, если бы она была еще жива, безусловно узнала бы его.

– Впереди по дороге наш агент, – сказал человек в шерстяном костюме, Джон Мэйо. – Парень – стукач. Он работает и на ОРУ, и на нас.

– Обыкновенная продажная шлюха, – сказал третий, и все трое нервно, возбужденно засмеялись. Они знали, что добыча близка, почти чувствовали запах крови. Третьего звали Орвил Джеймисон, но он предпочитал, чтобы его звали по инициалам – О'Джей или даже лучше – Живчик. Он подписывал все служебные бумаги этими инициалами. Однажды он даже подписался Живчик, а этот сукин сын Кэн сделал ему замечание. Да не устное, а вписанное в его личное дело.

– Думаете, они на Нортуэй, а? – спросил О'Джей. Норвил Бэйтс пожал плечами.

– Либо на Нортуэй, либо они направились в Олбани, – сказал он. – Я поручил местному дурню отели в городе, потому что это его город, правильно?

– Правильно, – сказал Джон Мэйо. Они с Норвилом хорошо ладили. Давно. Со времен комнаты 70 в Джейсон Гирни Холле, а там, дружище, если кто-нибудь спросит, было страшновато. Джону не хотелось бы еще раз испытать что-нибудь подобное. Именно он пытался откачать парнишку, у которого случился сердечный приступ. Он служил медиком в начале войны во Вьетнаме и знал, как пользоваться дефибриллятором – по крайней мере в теории. На практике получилось не так хорошо, и парнишку они потеряли. В тот день двенадцать ребят получили «лот шесть». Двое умерли – парнишка с сердечным приступом и девчонка, она умерла через шесть дней в общежитии, судя по всему, от внезапной закупорки сосудов мозга. Двое других окончательно сошли с ума – тот парень, что ослепил себя, и девочка – ее парализовало от шеи и до ног. Уэнлесс сказал, что это чисто психологическое дело, но кой черт знает? Да, хорошенько поработали в тот день.

– Местный придурок берет с собой жену, – говорил Норвил. – Будто она ищет внучку. Ее сын убежал с девочкой. Какая-то неприятная история с разводом и всякое такое. Она не хочет без нужды сообщать полиции, но опасается, как бы сын не спятил. Если она хорошо сыграет, в городе не найдется ни одного ночного портье, который не сообщит ей, если эти двое снимают у него номер.

– Если хорошо сыграет, – сказал О'Джей. – Никогда не знаешь, чего ждать от этих непрофессионалов. Джон сказал:

– Мы сворачиваем на ближайшем же пандусе, идет?

– Идет, – сказал Норвил. – Осталось три-четыре минуты.

– Они успели сюда спуститься?

– Успели, если скатились на задницах. Может, схватим, если они голосуют здесь на пандусе. А может они срезали путь – перешли на другую сторону, на обочину. Будем ездить туда-сюда, пока не нападем на них.

– Куда это ты отправился, голубчик, лезь в машину, – сказал Живчик и засмеялся. Под левой рукой в наплечной кобуре у него висел «магнум-357». Он называл его «пушкой».