Воспитание чувств - [2]

Мисс Милбурн оказалась в том достойном всяческого сожаления положении, которое характеризуется невозможностью разобраться в собственных чувствах. На протяжении всего прошлого года виконт оставался одним из самых верных ее поклонников, и тот факт, что она была знакома с ним едва ли не с колыбели, отнюдь не мешал ей сполна оценить его достоинства. Он был симпатичным молодым человеком приятной наружности, достаточно сумасбродным, чтобы волновать девичьи грезы, и, хотя не считался такой блестящей партией, как герцог Северн, в последнее время демонстрировавший обнадеживающие намеки на признание в любви, выглядел, по крайней мере, гораздо более презентабельным, чем его сиятельство – флегматичный молодой человек, склонный к полноте. С другой стороны, в чувствах виконт не мог сравниться с благоговейной преданностью своего друга, лорда Ротема, который вот уже несколько раз кряду предлагал вышибить себе мозги, ежели таковой страстный поступок доставит Изабелле удовольствие.

Собственно говоря, мисс Милбурн питала стойкое подозрение, что виконт присоединился к сонму ее обожателей только ради того, чтобы не отстать от моды. То самое преклонение, о котором он столь бестрепетно заявлял, ничуть не мешало ему и дальше волочиться за оперными танцовщицами и жрицами любви, равно как и не побуждало преодолеть в себе недостатки характера, против коих мисс Милбурн неоднократно заявляла решительный протест. Его поведение откровенно задевало ее. Вот если бы он наглядно явил осязаемые признаки обожания, а именно: изменил образ жизни, который иначе как возмутительным и назвать было нельзя, обрел некоторую затравленную изможденность, как у бедняги Ротема, смертельно бледнел, получив отпор, или испытывал неземное блаженство, удостоившись мимолетной улыбки, – вот тогда она была бы куда более склонна принять его предложение руки и сердца. Но, вместо того чтобы вести себя с ней таким образом, по ее мнению, единственно достойным, виконт упорствовал в своих предосудительных заблуждениях. Он, хотя и выказывал Изабелле всяческое уважение, совершенно очевидно, получал ничуть не меньшее удовольствие от иных забав и развлечений, кои, казалось, выбирал исключительно для того, чтобы доставить своей семье как можно больше треволнений и беспокойства.

Она украдкой метнула на него взгляд из-под ресниц. Нет, он, конечно, далеко не так привлекателен, как бедняга Ротем, чья смуглая и грозная красота не давала покоя ее девичьему сердечку. Ротем был истинным воплощением романтика, особенно когда его черные кудри пребывали в беспорядке оттого, что он в отчаянии взъерошивал их руками. Правда, прическа виконта тоже выглядела растрепанной, но уж в этом не было ничего романтичного, поскольку беспорядок сей достигался тщательной укладкой, и мисс Милбурн не без оснований подозревала: страсть молодого человека к ней все-таки была не настолько неистовой, чтобы разрушить это настоящее произведение искусства, к которому приложил руку его камердинер.

Ростом виконт превосходил Ротема, сохраняя некоторую нескладность, и демонстрировал склонность пренебрегать своим внешним видом. Хотя мисс Милбурн вынуждена была признать, что в данном случае этот упрек выглядел явно неуместным. Виконт принарядился со всем подобающим тщанием. Завязать шейный платок еще аккуратнее было решительно невозможно, как, впрочем, и накрахмалить острые уголки воротника его сорочки. Сюртук из голубого атласа с длинными фалдами, пошитый ни кем иным, как самим великим Штульцем, без малейшей складочки и морщинки обтягивал его широкие плечи; бриджи поражали бледно-лимонным великолепием, а сапоги были начищены до зеркального блеска. В данную же минуту, пока он расхаживал по комнате, лицо его омрачалось чем-то весьма похожим на гримасу недовольства, но черты были правильными, и, даже если ему недоставало романтичной пылкости Ротема, нельзя было отрицать, что при необходимости он способен на милую улыбку, придававшую обаяния его упрямо сжатым губам. В светлых глазах виконта сияла обманчиво-ангельская голубизна, странным образом противоречившая неуловимому флеру щегольского беспутства, который ощущался во всем его облике.

Исподтишка наблюдая за виконтом, мисс Милбурн вдруг встретилась с ним взглядом. В глазах молодого человека светилась враждебность, но затем добродушие его светлости взяло верх и он широко улыбнулся.

– Черт возьми, Белла, ты же знаешь – я влюблен в тебя без памяти!

– Нет, не знаю, – с внезапной откровенностью ответила мисс Милбурн.

От неожиданности у виконта отвисла челюсть.

– Но, моя дорогая девочка… Нет, это уже ни в какие ворота не лезет, Белла! Я твой самый преданный раб! Слово джентльмена, так оно и есть! Господи милосердный, уж не я ли танцую пред тобой на задних лапках с того самого момента, как впервые увидел тебя?

– Нет, – повторила мисс Милбурн.

Виконт уставился на нее в полном изумлении.

– Когда мы с вами впервые познакомились, – продолжала мисс Милбурн безо всякого злопамятства, а лишь с видом человека, изрекающего чистую правду, – вы сказали, что все девчонки – надоедливые ничтожества, а меня называли Лисичкой-сестричкой, потому что, дескать, у меня рыжие волосы.