Восьмой страж (ЛП) - [87]

Я слышу, как Эта подходит к двери и нерешительно замирает. Может, она смотрит на меня в надежде, что я подниму голову? Я беру шесть тарелок из стопки на верхней полке и переставляю их на нижнюю, а потом встаю и стряхиваю в ладонь крошки с тележки. Она продолжает стоять. Наверное, наблюдает за мной.

Я поворачиваюсь к ней со склоненной головой.

— Я могу вам чем-то помочь, м…сэр?

У меня внутри все переворачивается. Я чуть не назвала ее мадам.

Эта пристально смотрит на меня, а я стою, опустив глаза в пол, как пугливый маленький зайчонок. Тем не менее мне удается украдкой бросить взгляд на стол. Бауэр забрал бумаги с собой. Ну а чего я ожидала?

— Нет, — наконец произносит Эта и, коснувшись кончиками пальцев цилиндра, добавляет, — Хорошего дня.

Я киваю, разворачиваюсь и, затаив дыхание, жду, когда за ней закроется дверь. Я хочу дать Эте достаточно времени, чтобы покинуть здание. Можно было бы последовать за ней, но какой в этом смысл? Она же не собирается возвращаться в Зал Стражей, бормоча про себя имена всех людей, которые стоят за «Игл Индастрис».

Внезапно в коридоре раздаются голоса. Два из них, оба женские, приближаются к двери. Я замираю.

— Она угрожала мне, мадам! — истерично воет чей-то голос. — Мне кажется, она хочет навредить мистеру Бауэру!

Энни.

Сучка.

Я достаю часы, настраиваю их на двадцать пятое декабря одна тысяча девятьсот шестьдесят третьего года и исчезаю. А приземляюсь в той же самой пустой комнате для совещаний, правда сильно изменившейся. Больше нет никакого массивного дубового стола для переговоров и кресел с бархатистыми спинками. Вместо них стоит блестящий белый стол с металлическими ножками и бежевые кожаные кресла. На деревянном полу лежит зеленый ковер.

Интересно, Энни еще жива? Сохранила ли она мой браслет? Я встряхиваю головой. Нужно забыть об этом. У меня есть дела поважнее.

Снаружи камер точно не было. Я не собираюсь рисковать, на случай, если они окажутся в коридоре, поэтому бросаю в окно стул и кладу на стол банкноту в двадцать долларов, чтобы покрыть расходы на ремонт. Хорошенько подумав, забираю ее обратно. Мне ужасно стыдно, но я не хочу добираться до Бостона на попутках.

***

Еллоу уже нетерпеливо вышагивает перед зеркальным прудом. Вокруг снуют несколько человек, но кроме них больше никого нет. В конце концов, сегодня рождественское утро.

— Ну наконец-то, — произносит она. Еллоу отвратительно выглядит: грязные засаленные волосы и черные круги под глазами. От нее пахнет общественным туалетом. Я вопросительно поднимаю бровь.

— Что? — спрашивает она. — Я два дня добиралась до Мэриленда. Ты когда-нибудь пыталась поспать в автобусе? — С этими словами Еллоу поворачивает шею влево, а потом вправо. — Но это неважно. Ты что-нибудь узнала?

— Узнала, но мало. Ты первая, — вздыхаю я.

— У меня дела обстоят не лучше. — Еллоу колеблется секунду, а потом подтверждает то, что я уже и так знала в глубине души. — Это был твой отец. Он присутствовал на тайном собрании по поводу «Манхэттенского проекта».

— Программы по разработке ядерного оружия?

— Да. Программа была еще на ранней стадии. Твой отец сказал, что он представляет какую-то компанию, которая хочет инвестировать в этот проект деньги.

Я чувствую, как каждый волосок на моей руке встает дыбом.

— «Игл Индастрис»? — шепчу я.

Еллоу широко распахивает глаза.

— В моем случае тоже всплыла именно она. Это была Эта, как ты и думала. Она предлагала, чтобы «Игл Индастрис» вложила деньги в завод, который впоследствии выкупит «Дженерал Электрик».

— А Эта сказала, кто стоит за «Игл Индастрис»?

— Нет. А… мой отец?

Еллоу качает головой. Но неожиданно меня осеняет:

— КИ, — говорю я. — Что если «И» — это Игл?

Лицо Еллоу вспыхивает, как лампочка.

— А «К» — это Крести! — практически кричит она. — Крести Игл! Думаешь, это имя?

— Если это так, то родители явно поиздевались над ребенком¹⁹.

— У нас есть только один способ это выяснить. — Еллоу быстрым шагом начинает удаляться от зеркального пруда, а потом оглядывается через плечо. — Шевелись, в нескольких кварталах отсюда есть библиотека.

— Но сегодня Рождество, — отвечаю я.

— Черт. Придется проецироваться, — резко останавливаясь, произносит она.

Я напрягаюсь, но тут же расслабляюсь. У меня все еще болит все тело. Я бы все отдала за горячую ванну и две таблетки ибупрофена. Но Еллоу права. У нас есть зацепка.

— Давай отправимся в будущее, — говорю я. — Мне надоел одна тысяча девятьсот шестьдесят четвертый год.

Мы перемещаемся на две недели вперед, в восьмое января одна тысяча девятьсот шестьдесят четвертого года. По ощущениям, на улице становится холоднее градусов на двадцать. Со стороны бухты дует сильный ветер. Мы, клацая зубами, идем по Хантингтон-Авеню в сторону Копли-сквер. На улицах много мужчин и женщин в шерстяных пальто и шляпах. Они неверяще смотрят на двух девочек-подростков, которые бегут по улице, ничем не защищенные от холода.

Еллоу поворачивает на Дартмаут-стрит, а я следую за ней. Мы быстро взбираемся по ступенькам, ведущим в библиотеку, проносимся мимо скульптур, олицетворяющих Искусство и Науку, и залетаем в открытые металлические ворота. Все это время мои плечи были прижаты к ушам, но как только мы оказываемся в здании и я начинаю согреваться, то сразу опускаю их.