Воскресные газеты - [3]

Шрифт
Интервал

Она помогла ему втащить мешок с площадки, и он свалился на боковое сиденье, оставив мешок на полу.

«И о чем твоя мать думает!» — сказала кондукторша.

Он вынул из брючного кармана деньги и вежливо сказал:

«Два с половиной пенса, пожалуйста».



В конце Ахамор-Роуд Томми сошел с автобуса: сначала он сам слез с площадки, а потом, снова надев лямку на левое плечо, стащил мешок. Он услышал двойное треньканье звонка, когда кондукторша дала сигнал водителю. Взбираясь по крутому подъему по направлению к Килмуир-Драйв, он сначала делал передышку примерно каждые 20 ярдов, но к середине подъема он отдыхал уже через каждые восемь или 10 ярдов. Наконец он остановился и втащился в первый двор; там он выпрямился, и мешок со стуком рухнул на зацементированную площадку. Он подождал с минуту, но никто не вышел поглядеть, в чем дело. Газеты в мешке сдвинулись, он поднял мешок и уронил его раз-другой, надеясь, что они примут прежнее положение, но они остались, как были. Во всем теле у него было какое-то странное ощущение. Он начал обход двора — черепашьим шагом, как при замедленной съемке. Он пощупал свое плечо, левая рука у него висела, как плеть. Доковыляв до крыльца, он сел на каменную ступеньку — вторую снизу. Потом он встал и потянул из мешка «Санди Пост», но когда он вытащил ее до половины, она застряла и дальше не вылезала; он потянул еще, но бумага порвалась. В конце концов он все-таки умудрился вытащить газету и, сидя на ступеньке, прочел отчеты о футбольных матчах.



Затем он проделал то же самое с «Санди Мэйл». Еще посидев, он просмотрел «Рейнолдз Ньюз», а потом встал, потирая холодный зад.

Первый двор он обошел за пять минут; потом он потащил мешок по тротуару к следующему двору. В конце двора, на верхней площадке, когда он засовывал в почтовый ящик свернутые в трубки «Пост», «Мэйл» и «Уорлд», за дверью залаяла собака, и он ободрал пальцы о створку ящичной щели.

Он пососал их, спускаясь по ступенькам. В третьем дворе он уже и не пытался засовывать газеты вглубь, он оставлял их так, что они торчали из щелей наружу. Потом он протащил мешок до середины расстояния между четвертым и пятым двором и оттуда разнес газеты по обоим. Теперь он уже обходил каждый двор за две-три минуты.

Когда он опорожнил добрых три четверти мешка, он заметил, что в торговом квартале открылась молочная лавка. Некоторые клиенты, которым он доставил газеты, заплатили ему сразу, так что он мог позволить себе выпить пинту молока и съесть кусок фруктового пирога. В табачной лавочке он купил маленькую пачку сигарет — на пять штук — и коробок спичек. Перекусив и перекурив, Томми рысью понесся по Килмуир-Драйв и закончил свой первый обход. У него осталось 12 лишних экземпляров «Санди Мэйл», но не хватало восьми «Санди Пост», и, кроме того, остались разрозненные листы из номеров «Обзервер» и «Таймс».

На долгом пути домой ему пришлось юркнуть в какой-то дворик и спрятаться там, когда он увидел, что навстречу ему по улице идет в церковь миссис Джонстон, учительница воскресной школы. Не успев войти в дом, он ринулся в ванную. Там он почистил зубы, чтобы избавиться от табачного запаха, а затем сел за стол и съел яичницу с тостом. Отец все еще не встал. Примерно к этому времени Джон обычно уже полностью заканчивал доставку газет и рассчитывался на складе. Мать могла бы Томми об этом напомнить, но промолчала. Поев, Томми вскоре после 11 часов пустился в обратный путь на Килмуир-Драйв, чтобы собрать деньги. Нужно было еще получить за старое — то, что недоплатили Джону: Джон оставил ему об этом записку. Одна семья задолжала за целых девять недель. По ошибке Томми и туда доставил газеты, хотя Джон предупредил этого не делать, и на звонок там не откликнулись, хотя он долго стоял у двери и звонил снова и снова. Некоторых других клиентов тоже не было дома. Кое-кого он на обратном пути ухитрился застать, но все-таки осталось еще несколько квартир, где нужно было получить деньги. На станцию он поехал на автобусе. Кондуктор сказал ему, что уже четверть четвертого.

Томми медленно дошел до перекрестка у белой церкви. В джинсах у него, в трех из четырех карманов, были деньги. В одном из передних карманов была дырка. В другом переднем кармане он держал мелочь: пенни, полпенни и трехпенсовики — его чаевые. В двух задних карманах хранились шестипенсовики, шиллинги, двухшиллинговые монеты и полкроны. В сигаретную пачку, которую он держал в левой руке, он засунул десятишиллинговые бумажки. В пачке оставались три целых сигареты и одна, выкуренная наполовину.

В газетном складе на станции трое мужчин были теперь совсем одни. Они сидели на прилавке, курили и пили лимонад. Увидев Томми, толстый слез с прилавка и крикнул:

«Смотри-ка, справился!»

Томми поглядел на него, но ничего не ответил.

«Отлично, — сказал стриженый ежиком и взял с прилавка деревянный поднос. — Выкладывай деньги, и начнем считать».

Двое — стриженый ежиком и толстый — сложили деньги кучками и два раза их пересчитали, а тощий выписал квитанцию на сумму, которая причиталась с Томми: семь фунтов, пять шиллингов и четыре пенса.

«Сколько, говоришь?» — спросил толстый.


Еще от автора Джеймс Келман
До чего ж оно все запоздало

«До чего ж оно все запоздало» – самый известный роман классика современной шотландской литературы Джеймса Келмана (р. 1946), в 1994 году получивший Букеровскую премию. Критики обвиняли автора в непристойности, жестокости и даже насилии, но кошмарная история незадачливого жулика из Глазго, потерявшего зрение, – поистине жизнеутверждающий гимн человеческой воле и силе духа.


Перевод показаний

Свой последний роман букеровский лауреат 1994 года Джеймс Келман (р. 1946) писал семь лет. Примерно столько же читателям понадобится, чтобы понять, о чем он. «Настоящий текст представляет собой перевод показаний, данных тремя. четырьмя или более людьми, которые проживают на оккупированной территории либо в стране, где задействована та или иная форма военного правления». Босния, Заир, Шотландия, Россия, США – «террортория» может быть любой…Оруэлловская метафора, написанная языком Андрея Платонова, доведенным до крайней степени распада.


Рекомендуем почитать
Нефертити

«…Я остановился перед сверкающими дверями салона красоты, потоптался немного, дёрнул дверь на себя, прочёл надпись «от себя», толкнул дверь и оказался внутри.Повсюду царили роскошь и благоухание. Стены мерцали цветом тусклого серебра, в зеркалах, обрамленных золочёной резьбой, проплывали таинственные отражения, хрустальные люстры струили приглушенный таинственный свет. По этому чертогу порхали кокетливые нимфы в белом. За стойкой портье, больше похожей на колесницу царицы Нефертити, горделиво стояла девушка безупречных форм и размеров, качественно выкрашенная под платиновую блондинку.


Мой гарем

Анатолий Павлович Каменский (1876–1941) — русский беллетрист, драматург, киносценарист.Сборник рассказов «Мой гарем». Берлин, 1923.


Чертополох

Аркадий Александрович Селиванов (1876–1929) — русский поэт, прозаик, критик.


Лучший из миров

«На бульваре было оживленно. Чтобы никому не мешать, Сигурд отошел к кромке бордюра и уже там запрокинул голову, любуясь неспешно плывущими в небе облаками…».


Тайна "снежного человека"

Журнал «Дон», 1964 г., № 10. Впервые рассказ опубликован в журнале «Гражданская авиация», 1961 г., № 7 под названием «Встреча со "снежным человеком"».


Записки сумасшедшего писателя

«Вот глупости говорят, что писать теперь нельзя!.. Сделайте милость, сколько угодно, и в стихах и в прозе!Конечно, зачем же непременно трогать статских советников?! Ах, природа так обширна!..Я решил завести новый род обличительной литературы… Я им докажу!.. Я буду обличать природу, животных, насекомых, растения, рыб и свиней…».