Воскреснуть и любить - [15]

Проповедник отложил Библию и посмотрел на горстку людей, собравшихся выслушать его мудрые слова. На секунду Хэкворта кольнуло чувство, очень похожее на страх. Какое право он имеет стоять здесь? Как он мог подумать, что его проповедь стоит того, чтобы эти добрые люди тратили на нее свое время?

Он не мог учить их слову Божьему, ибо давно потерял с Господом общий язык. Он не мог рассказать им о своей жизни. Какой пример можно было извлечь из нее? И в каких грехах он мог покаяться публично?

Он вгляделся в прихожан и заметил Агату. Сегодня на ее лице не было синяков, но видно было, что душа у нее изранена в кровь. Он увидел Фелисию, чудесный голос которой не мог помочь ей справиться со смертельной болезнью, увидел Бекки и Эдвина, родителей Сьюзен и Рона, наперекор всему пытавшихся воспитать своих детей хорошими людьми. А ведь Эдвин был безработным.

Все они приходили к нему за утешением, за поддержкой, за чем-то таким, что можно было унести с собой и утолять душевный голод всю следующую неделю.

А что он мог им дать?

Скрипнула дверь, и в узкую щель проскользнула женщина. Вместе с ней ворвался солнечный лучик, на какое-то время осветивший пол церкви и исчезнувший, когда дверь закрылась. Кэрол, как всегда, одетая в белое, спокойно встретила его пристальный взгляд. Увидев, что он медлит начинать проповедь, девушка села на ближайшее пустующее сиденье.

Прибыл его главный критик. Обличая Энтони, она лишь повторяла его собственные слова. Он был ничем, он не имел права стоять за этой кафедрой. Она раскусила его с самого начала.

Хэкворт оглянулся и снова увидел знакомые лица. Молящие, тоскующие лица. Он был ничем. Ему нечего было сказать. Но выбора не оставалось. Нужно было отдать им последнее, что хранилось у него за душой.

— Сатана обольщает нашу землю и души, — продолжил проповедник. — Разве не живем мы с вами в окружении дьяволов и бесов, пребывающих в сильной ярости? Достаточно распахнуть дверь и выглянуть наружу. Посмотрите на улицы. Посмотрите на Альбион-парк. Стоит взглянуть на тротуары у Грейфолдских камней, как на глазах у вас свершится преступление. Это Пещеры. Здесь живут бесы и дьяволы… А земля выжжена и стонет от жажды…

Энтони отошел в сторону. Чаще всего он использовал кафедру, чтобы класть на нее Библию. Ему никогда не нравилось отделять себя от слушавших его людей. В его прежней церкви кафедра возвышалась над полом на десять ступенек, как капитанский мостик над кораблем. Он взбирался по ступеням, поскольку этого от него ждали. Он стоял между небом и землей, смотрел на свою паству сверху вниз и видел восхищенные, обожающие лица.

А он вещал им гласом Божиим.

Теперь он говорил своим голосом. Он прошел в передний ряд. Отныне никто не будет смотреть на него снизу вверх.

— Бесы источают смрад. Они превращают в тлен города и окружающую природу, калечат семьи и души. А то, что уцелело, продолжают отравлять собственным зловонием. Ничто поблизости от них не остается нетронутым. Там, где побывали дьяволы, жить нельзя. Можно только пытаться выжить. Можно притаиться и тайком выползти наружу, когда сатана отвернется. Но ведь это не назовешь жизнью, правда?

Энтони увидел, как люди дружно закипали. Иногда в прежней церкви его проповеди были посвящены таким заумным темам, что он и сам терял нить, едва дойдя до половины. Но не теперь. Смысл этой проповеди был понятен каждому.

Они понимали его, потому что были слишком хорошо знакомы с сатанинским отродьем.

— Исчадием ада дохнуло на нас, на всех нас, верно? — На сей раз кивнуло еще больше голов. — Его пламя обжигает наши улицы и переулки, коридоры наших квартир, школьные дворы и классы. Каждый раз, когда кому-то из ваших детей предлагают наркотики, когда кого-то бьют или грабят, это пламя становится немного жарче.

Кто-то сказал «аминь». В прежней церкви никто не дерзнул бы прервать проповедь Энтони. Сейчас же он увидел мужчину, который посмел раскрыть рот, и дружески кивнул ему.

— Аминь? Значит, вы видели сатану, Патрик?

Раздалось еще несколько возгласов «аминь». Энтони двинулся по проходу.

— Дьяволы живут среди нас, так? — Его взгляд упал на Кэрол. Лицо девушки оставалось бесстрастным, но что-то в ее позе, в том, как она сидела, сложив руки на коленях и постукивая пальцами, подсказало Хэкворту, что она внимательно слушает.

— У меня есть собственные дьяволы и бесы. Кое-кто называет бесовство грехами. Другие зовут их неврозами, проблемами или просто чувствами. Но если все это ранит нас, если оно заставляет нас чувствовать себя поруганными, испуганными, одинокими, то слово «бесовство» подходит к нему как нельзя лучше.

Проповедник отвернулся от Кэрол и подошел к алтарю, откуда можно было видеть каждого.

— Так как же нам превратить жаждущую землю, разрушенную сатаной и бесами, на которой они в сильной ярости рычат, в место для нормального существования с благостью в душе? Нам нужна земля, где траву не вытаптывают, где растут цветы, а спокойные воды омывают их корни. Как нам достичь этой благости вокруг и в себе?

Поможешь ли ты нам, Господи? Услышишь ли эту молитву? Если, конечно, ты существуешь…

Проповедник подошел к кафедре и поднял Библию, но не открыл ее, а процитировал по памяти: