Воскрешение на Ресуррекшн-роу - [21]

— Благодарю вас, мэм, — спокойно произнес Питт. Он не испытывал радости от победы. Ему редко приходилось сражаться столь упорно, но в этой победе был привкус горечи.

Вскрытие никогда не бывает приятным, но теперь вскрывали тело человека, умершего почти месяц назад, и это было ужасно.

Питт присутствовал на вскрытии, потому что при данных обстоятельствах там должен был находиться кто-нибудь из полиции; к тому же ему хотелось самому поскорее все узнать. День был очень холодный и сумрачный, прозекторская — мрачная и обезличенная, как братская могила. Бог его знает, сколько мертвецов лежало раньше на этом выскобленном столе.

Патологоанатом был в маске, и Питт, к счастью, тоже. Запах был кошмарный. Они работали несколько часов в тишине, которую прерывали лишь краткие указания. Различные органы извлекались и исследовались на предмет наличия в них яда. Сердце осмотрели особенно тщательно.

Когда все закончилось, Питт вышел из прозекторской, совершенно окоченевший, борясь с подступавшей к горлу тошнотой. Поплотнее запахнув пальто, он до самых ушей укутался в шарф.

— Ну что?

— Ничего, — ответил хмурый патологоанатом. — Он умер от сердечного приступа.

Питт молчал. С одной стороны, он надеялся на такой ответ, но, с другой стороны, не мог в него поверить.

— Не знаю, что именно вызвало смерть, — продолжал патологоанатом. — Сердце не в таком уж плохом состоянии для человека его возраста. Слегка ожиревшее, и артерии немного утолщены, но не настолько, чтобы это убило его.

— Это мог быть яд? — задал Питт неизбежный вопрос.

— Мог, — ответил патологоанатом. — В организме много дигиталиса, но доктор говорит, что его принимала от сердца старая леди… Покойный тоже мог принимать дигиталис. Правда, такое количество вряд ли могло причинить вред, однако я не могу ничего утверждать с полной уверенностью. Люди реагируют на лекарства по-разному. К тому же он давно мертв, так что трудно что-либо сказать наверняка.

— Значит, он мог умереть от отравления дигиталисом?

— Мог, — подтвердил патологоанатом. — Впрочем, вряд ли. Простите, что не смог вам особенно помочь, но тут просто не за что ухватиться.

Питту пришлось удовольствоваться этими словами. Врач был профессионалом и честно выполнил свою работу. Вскрытие ничего не доказало, зато теперь всем станет известно, что полиция что-то подозревает.

Томас боялся сообщить эту новость своему начальству. Позволив себе роскошь вернуться из больницы в полицейский участок в кебе и добравшись до места, он вышел под дождь. Перепрыгивая через две ступеньки, взбежал по лестнице и укрылся под навесом крыльца. Там он отряхнулся, разбрызгивая воду, и наконец вошел.

Томас направился в дальний конец холла, собираясь подняться по лестнице к начальству, но столкнулся с молодым краснолицым сержантом.

— Мистер Питт, сэр!

Инспектор остановился, досадуя на задержку: ему хотелось поскорее завершить неприятную беседу с начальством.

— В чем дело? — осведомился он.

Сержант сделал глубокий вдох.

— Еще одна могила, сэр, я имею в виду, еще одна разрытая могила, сэр.

Питт замер на месте.

— Еще одна могила? — спросил он с бессмысленным видом.

— Да, сэр, осквернена, как первая. Гроб на месте, а трупа нет.

— И чья это могила?

— Некого мистера Портьеса, сэр. Точнее, Уильяма Уилберфорса Портьеса.

Глава 4

Питт не сказал Шарлотте ни о второй могиле, ни о результатах вскрытия. Эту новость она узнала два дня спустя, днем. Шарлотта только что закончила домашние дела и уложила Джемайму, когда позвонили в дверь. Поденщица, которая приходила по утрам три раза в неделю, уже ушла, так что Шарлотте пришлось самой открывать дверь.

Она была так поражена, увидев на пороге Доминика, что сначала не могла вымолвить ни слова и стояла, даже не пригласив его войти. Он так мало изменился, что, казалось, это ожившие воспоминания постучались к ней в дверь. Лицо у него было точно таким, как ей запомнилось: темные глаза, нервные ноздри, красивый рот. И поза у него была такая же непринужденная. Но теперь у нее не перехватило дыхание. Она видела и улицу, и белое каменное крыльцо соседнего дома, и деревья.

— Мне можно войти? — спросил Доминик, ощущая неловкость. На этот раз самообладание утратил он, а не Шарлотта.

Опомнившись, она смутилась от того, что держит его на пороге.

— Конечно, — сказала Шарлотта, отступая. Наверное, она выглядит нелепо. Они же старые друзья, которые несколько лет прожили в одном доме, когда он был ее зятем. Поскольку он до сих пор не женился (хотя Сара умерла почти пять лет назад), его даже можно по-прежнему считать членом семьи.

— Как вы поживаете? — спросила она.

Доминик улыбнулся, пытаясь перекинуть мостик через разделявшую их пропасть.

— Очень хорошо, — ответил он. — И, насколько мне известно, вы тоже. Я теперь сам это вижу, да и Томас рассказывал мне об этом, когда мы встретились на днях. Он сказал, у вас дочь…

— Да, Джемайма. Она сейчас наверху, спит.

Шарлотта вспомнила, что огонь горит только в кухне. Слишком дорого отапливать еще и гостиную — да и в любом случае она проводит там так мало времени. Женщина повела Доминика по коридору, остро ощущая разницу между подержанной мебелью и дощатым полом и обстановкой в доме на Кейтер-стрит, где было пятеро слуг. Но в кухне, по крайней мере, тепло и чисто. Слава богу, она только вчера надраила плиту, а стол выскоблен добела. Нет, она не станет извиняться — не столько из-за себя, сколько из-за Питта.