Воскрешение из мертвых - [10]

Вот за что нужно было покарать служителей церкви, и это укрепило бы веру более, чем их жестокость. Достойна кары и любовь к низкопоклонству служителей господа. Разве не сплошное богохульство титулатура епископата? Все эти звания блаженнейших, святейших, преосвященнейших, высокопреосвященнейших и святых владык? А полный титул папы римского? Викарий Иисуса Христа, преемник князя апостолов, верховный священник вселенской церкви, восточный патриарх, примас Италии, архиепископ и митрополит Римской провинции, монарх Ватикана.

Все это давно уже вызывало в Андрее досаду. Какое-то время его утешала «Исповедь» Льва Толстого и другие его сочинения на религиозные темы, но такого смятения, как сейчас, он не испытывал еще ни разу. Более же всего смущает его теперь предстоящий эксперимент. И не потому, что он может не удаться. Неудача, пожалуй, не очень бы его огорчила. Ее можно было бы истолковать нежеланием всевышнего вмешиваться в судьбы земного человечества. Ну, а если он все-таки вмешается и даст чем-нибудь знать о себе?…

Это-то и страшит более всего Андрея. Если он отзовется сейчас на вмешательство экспериментаторов, пусть даже гневно, почему же тогда молчал целую вечность, имея гораздо большие причины для вмешательства и гнева?

7

Ректор духовной семинарии слушает Травицкого с заметным удивлением. Его раздражает слишком громкий голос магистра, возбужденная жестикуляция, хотя говорит он такое, с чем нельзя не считаться. Он почти дословно приводит высказывания профессора Московской духовной академии Глаголева. Давно, более полувека назад, было сказано это, а и ныне справедливо.

Он говорил, что научное исследование направляет людей не по пути к церкви, а уводит от нее, ибо между положениями науки и тезисами веры существуют противоречия. И хотя конфликт между религией и наукой по многим пунктам в ту пору удавалось устранить, он прекрасно понимал, что развитие научных знаний будет непрестанно выдвигать все новые пункты для столкновений. «На ком лежит забота об их устранении? — вопрошал профессор Глаголев и сам же отвечал на этот вопрос: — Конечно, на нас с вами, господа!»

— Эта речь профессора Глаголева была произнесена в Московской духовной академии еще в тысяча восемьсот девяносто девятом году, а что сделано нами за это время? — спрашивает Травицкий с едва сдерживаемым раздражением. — Да, мы искали возможности примирения науки с религиозными представлениями. Даже находили, как нам казалось, достаточно убедительные аргументы их непротиворечивости. Но ведь это были лишь слова, чисто логические операции, которые материалисты относят к софистике. А у них имелись факты, неоспоримые данные экспериментов. И они правы, говоря, что всякий раз, когда наука делает шаг вперед, бог отступает на шаг назад.

— А вы хотите, чтобы всевышний явил нам чудо? — спрашивает ректор, злясь на себя, что не находит должных слов, чтобы поставить на место этого слишком дерзкого магистра. — И думаете, что атеисты уверуют после этого в бога?

— Ему бы следовало помочь нам доказать свое существование с помощью достаточно убедительных фактов, а еще лучше — экспериментов. Тогда уже никто не упрекнул бы нас в том, будто атеисты появляются потому, что наши доказательства существования бога ничего не стоят и хороши лишь для тех, кто и без того в него верует.

— Именно это мы и собираемся сделать с помощью Куравлева.

— А каким же образом? С помощью одних только никому не понятных математических формул?

— Их поймут ученые…

— А нам нужно, чтобы поняли это и простые люди, которые привыкли верить фактам. Потому-то и надо ставить физический эксперимент, не жалея средств.

— Однако со слов Куравлева я понял, что он не намерен ставить физических экспериментов, полагая, что и одних только математических расчетов будет вполне достаточно.

— Нет, этого будет явно недостаточно! — уже не сдерживая себя, восклицает Травицкий. — От него нужно требовать физического эксперимента! Раз он способен доказать что-то теоретически — должен, значит, подтвердить это и экспериментом. Ему нужно прямо сказать, что за средствами дело не станет. И если вы меня уполномочите, я сообщу ему об этом.

— Нет, — твердо стоит на своем ректор, — мы ограничимся пока только математическими его расчетами. Такова воля главы епархии.

А если бы была на то его личная воля, он бы вообще отказался от любого эксперимента. Но раз пожелал того епархиальный архиерей, он не вправе ему перечить. Да и риск в данном случае невелик. Пусть себе выводит свои формулы этот Куравлев. Если они и не укрепят веру, то и не пошатнут ее. А общение с ним надо бы поручить не Травицкому, а Десницыну. Он и уравновешенней, и в науке более его смыслит.

8

Пробыв у родителей около недели, Настя снова уезжает в Москву на консультацию. Дионисий Десницын снабжает ее к тому времени еще кое-какими расчетами Куравлева.

Дверь ей открывает сам профессор Кречетов. У него на перевязи левая рука, но выглядит он вполне здоровым.

— Что смотрите на меня такими удивленными глазами? — шутливо спрашивает он. — Ходят, наверно, слухи, что я отдаю концы?

— Ну что вы, Леонид Александрович! — восклицает Настя. — Кто станет распускать такие слухи? Но то, что вы нездоровы, — ни для кого не секрет.