Восхождение в затерянный мир - [39]

Мы с Джо подвесили свои гамаки, и я сказал себе, что перенаселенность здесь не то слово. Индеец Морис уже провел одну ночь под поперечиной, а с нами эта обитель грозила превратиться в змеиное гнездо. Я поделился своими соображениями с Майком; он согласился и сказал, что Мо собирался принести одноместную палатку и поставить ее на болоте, на подстилке из хвороста.

Обувь Майка Томпсона была в ужасном виде: тонкий брезент порвался, и пальцы торчали наружу (его рабочие ботинки так и не были получены, бесследно исчезли в пути, подобно тому как исчезали продукты). Да и в рубахе прибавилось дыр…

Джо спросил его, как идет восхождение.

— Неплохо, — последовал сдержанный ответ. — Скала намного лучше, чем мы себе представляли.

В лагере 7 было очень даже холодно, и Морис колдовал над газовой плитой на кухне, надев пуховку Майка.

Два выстрела, раздавшихся неподалеку, указывали на то, что Майк Эзерли упражняется со своим пистолетом. Нил пошел к Майку и тоже пострелял; он совсем неплохо управлялся с пистолетом, поскольку ему довелось играть одну из главных ролей в многосерийном телефильме о мафии.

Отдохнув на краю расчистки, индейцы решили возвращаться в лагерь 6. И так как облака не собирались расходиться, Нил тоже отправился вниз. Одна группка за другой выходила на тропу, и густая белая грязь громко чмокала под их ногами. Вооружившись пустой консервной банкой, я пошел углублять мутные лужицы на другом краю расчистки, где мы брали воду для своих нужд. Тем временем Джо и Майк накрыли торец хижины куском принесенного нами желтого брезента, чтобы дождь не залетал внутрь. Гамак Дона висел в противоположном конце, и когда через два-три дня ветер переменился, его основательно промочило.

Звон тесака смолк, и через несколько минут Дон вошел в хижину с «черного хода», со стороны нужника. Голый по пояс, он обливался потом, но явно был удовлетворен своими трудами. Накануне он целый день связывал зеленой корленовой веревкой кривые сучья, которые пошли на каркас хижины, и крепил их растяжками за ближайшие корни. Он истратил не один десяток метров веревки, зато получилась весьма прочная конструкция.

— Глядите, гора расчистилась! — возвестил Майк.

В самом деле, на фоне серого облака четко вырисовывалась озаренная вечерним солнцем голая красная стена Рораймы.

— Здорово, — сказал я, в который раз восхищаясь поразительным творением природы.

Шестьдесят пять квадратных километров с лишним… Я в жизни не видел ничего подобного.

— Да, ничего горочка, — согласился Дон, рассматривая Нос в маленький бинокль, который позволял ему отчетливо видеть укрепленную Майком веревку.

Накануне Мо и Майк дошли до обросшей бромелиями полочки на высоте около пятидесяти метров. Дальше растений было больше и путь выглядел потруднее. Зато они обнаружили отличное место для бивака в нижней части стены, которое позволяло нам сэкономить свыше часа ходьбы от нынешнего лагеря до Носа. И даже не обязательно брать туда палатку: если отодвинуть несколько песчаниковых плит, получится пещера с естественным сводом. Завесим ее брезентом, и будет отличное убежище.

На пути к подножию стены был очень грязный вертикальный пролет. Здесь они укрепили веревку, однако предупредили нас, что все равно придется пользоваться зажимами жумар, потому что веревка из-за грязи скользкая и вообще там слишком круто, чтобы лезть с рюкзаком без зажимов.

В это время в лагерь явился Мо. Курева он так и не раздобыл, зато принес в рюкзаке продукты, кое-какое снаряжение и палатку, которую тут же принялся ставить, чтобы, как он выразился, было больше простора для спины: Мо и Джо уже много лет страдают от болей в спине.

Одновременно, как мы узнали потом, те, что ушли вниз, добрались до лагеря 6. Они здорово устали, и у Алекса болели икроножные мышцы. Хотя Освальд ходил с нами носильщиком до лагеря 7 и с самого утра ничего не ел, Джонатан отказал ему в рисе, так что вечером он лег спать голодный и злой…

Мы же, располагая льготным пайком, поели хорошо и оживленно беседовали, когда пошел дождь. Пока мы продвигались через влажный лес, лиственный полог отчасти гасил напор ливня; здесь этой защиты не было, и дождь хлестал с такой яростью, что мы опасались, как бы наш брезент не лопнул. По полу бежали ручейки, и мы были избавлены от необходимости мыть посуду: выставил под дождь, и через несколько минут она чистехонькая. Стоявшее под углом брезента ведро наполнялось водой, как из пожарного шланга.

— Кажется, новая оборонительная линия выдержит, — заметил Мо, глядя на тент, которым мы накрыли торец.

Я от души надеялся, что так и будет.

Явился передовой отряд черных комаров — здоровенные зверюги с жалом, напоминающим тупой шприц. Я в жизни не видел таких огромных комаров. Здесь в изобилии водились очень крупные бабочки; встречались также колибри — судя по всему, местный вид, известный под названием «рораймского изумруда». Порой над хижиной пролетала, оживленно щебеча, стайка быстрокрылых зеленых попугайчиков; их согласованный полет вполне мог сравниться с отлаженными маневрами эскадрильи истребителей.

Как только дождь поумерился, Мо выскочил из хижины, чтобы соорудить настил для своей палатки. Я не торопился следовать его примеру, так как сомневался, что палатка подходит для здешней погоды. За двадцать минут Мо управился с работой и вернулся в хижину.