Восхождение Сенлина - [117]

Адам задумался на мгновение, а затем сказал:

– Но картина все-таки у тебя?

– У меня, по крайней мере, есть очень убедительный ящик размером с картину, – сказал Сенлин, подмигивая.

Когда Адам встал, ножки кресла взвизгнули по полу. Он одернул рубашку. На его лице отразилась мрачная решимость человека, которого попросили отправиться на казнь. Он кивнул:

– Слушаюсь, капитан.

И вышел из комнаты.

Глава тринадцатая

Зеркала не так честны, как принято считать. Их можно переиграть, с ними можно поторговаться, и любой способен выведать наиболее лестный угол. Но только выражение лица давно потерянного друга в силах отразить, каковы ваши дела на самом деле.

Т. Сенлин. Башня для всех, муки для одного

Он устоял перед желанием переодеться, начистить ботинки, смазать волосы или еще как-то прихорошиться, прежде чем отправиться на корабль Эдит. Пуговицы на его сюртуке давно оторвались и потерялись. Потрепанные лацканы, длинные неухоженные волосы… Хуже того, его лицо – палитра синяков. Не считая ежедневного ритуала бритья, который казался бесполезным спасением тонущего корабля, в нем не осталось и следа былой дотошности. Но теперь, впервые за несколько месяцев, он это остро осознал. Он себя запустил. Конечно, на то были веские причины, но сейчас он почувствовал старое желание выглядеть джентльменом.

Но нет, не время для джентльменов. Сенлин хотел быть честен сам с собой, и это удерживало его от наведения лоска. Если он почистит ботинки и намажет волосы маслом, визит превратится в дружеский. А он не тот, кто может заглянуть к даме на чай. Конечно нет. Во-первых, он женат. Если у него когда-то и возникали неприятные или неприличные мысли об Эдит, то лишь мимоходом и в самых экстремальных обстоятельствах. Между ними не было ничего, кроме дружеского восхищения.

Наступила ночь, и порт опустел. «Проворная Салли» и «Корнелиус» ушли, а оставшиеся матросы «Щегла» и «Каменного облака» либо спали в кубриках, либо надирались в Будуаре. Звезды робко мигали в ярком свете луны. Сенлин остановился среди кранов и швартовочных тумб воздушного порта, чтобы полюбоваться мраком космоса. Его сердце взволнованно забилось при мысли, что он наконец избавится от вони труб и лязга автофургонов. Больше никаких «Восьмичасовых отчетов», никакого торга с капитанами за каждый шекель, никакого раздражительного Финна Голла…

– Привет, капитан порта, – позвала Эдит, завидев его. Она склонилась над грубым бортовым ограждением шлюпа. – Капитан и половина команды пошли по бабам. Остальные спят внизу. Ты можешь подняться на борт, если пообещаешь не бить тростью по палубе. Если разбудишь Дерганого Джека, Боббита или Келлера, их придется убалтывать, чтобы снова заснули. – Она протянула механическую руку над узким изогнутым трапом.

Он колебался лишь мгновение. Она расчесала волосы. Лунный свет заливал ее лицо безупречным голубоватым сиянием льда с горных вершин. До чего нелепо, что он обратил на это внимание! Перед ним женщина с динамо-машиной вместо руки, а он подыскивает лирические образы, описывая цвет ее кожи. Сенлин безмолвно упрекнул себя и схватил ее заводную ладонь. Хоть и привыкнув к высоте, из осторожности он смотрел в глаза Эдит, чтобы ненароком не заглянуть в огромную, гипнотическую пропасть, над которой шел.

На борту корабля, даже пришвартованного, Сенлин всегда волновался. Аэростат колыхался над головой, его шелк был тоньше кожи, а корпус корабля тихонько подпрыгивал в такт нежным вечерним течениям. Хотя в порту было спокойно, Сенлин знал, что в нескольких сотнях футов от башни бушуют пустынные ветра, подобные быстринам на реке.

– Стоишь как воздухоплаватель, – одобрительно сказала она, кивая на ботинки, которые он решил не начищать. – И кажется, распрощаться с обедом не собираешься.

– Я в порядке. Мне нравятся корабли, – ответил Сенлин, стараясь не обижаться.

– Что ж, ты им тоже нравишься. А еще у тебя такой вид, словно ты переспал с циклопом, – сказала она, демонстративно разглядывая покрытое синяками лицо. – Ну и зрелище.

Вот теперь он обиделся. Коснулся синяков, как будто их можно было стереть, и одернул потрепанный воротник. Ничто из этого не помогло, разумеется, и его попытки привести себя в порядок только развеселили Эдит. Он уронил руки и прочистил горло:

– Как насчет экскурсии?

– Как пожелаешь. Добро пожаловать на борт «Каменного облака»! – провозгласила она с показным, театральным поклоном. – Самое грозное воздушное судно в непосредственной близости, за исключением того, что вон там, и любых крупных птиц, которые могут гнездиться неподалеку. – (Сенлин хихикнул.) – Вот топка, – продолжила она, похлопав по боку цилиндрического резервуара, что стоял посередине палубы. – Жаркая, как шлюха, когда работает в полную силу. Жар нагревает катушку внутри аэростата…

– В результате чего водород расширяется, а подъемная сила увеличивается, – встрял Сенлин. Он взглядом проследил за гибкой трубкой, которая шла от печи к основанию воздушного шара, примерно в пятнадцати или двадцати футах над головой. – Это шланг-кабель.

– Отлично. Может быть, ты все-таки не безнадежная причальная крыса, – сказала Эдит, одобрительно пожимая плечом. – Нагревательным элементом можно управлять с поста рулевого, когда все работает правильно. – Она повела Сенлина по короткой лестнице на квартердек, где вместо традиционного капитанского штурвала из потертой консоли торчали пять ржавых рычагов. – Этот дросселирует элемент; этот впрыскивает больше водорода, если у нас есть запасной резервуар, которого обычно нет… – проговорила Эдит, берясь за рычаги по очереди. – Этот выпускает воду из балластного трюма. Выпуклость под носом вмещает двести галлонов. Я могу сбросить балласт медленно, для мягкого подъема, или в чрезвычайной ситуации – весь сразу. От этого желудок проваливается сквозь палубу.