Восхождение Рэнсом-сити - [117]

Я получал телеграммы почти от всех Локомотивов, но чаще всего от Кингстона, пока не начал чувствовать, что я и Кингстон как-то связаны – мы через многое прошли вместе тогда, на болотах, и в Джаспере, и трудности нас сблизили. Иногда я хотел его порадовать.

* * *

Думаю, еще вы думаете, что в Хэрроу-Кросс все СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО и ничего не происходит без ведома Локомотивов – никто слова не скажет, да и воробей не пролетит без того, чтобы не быть записанными и отмеченными где-то в глубинах их холодного разума. Что ж, воробьи там действительно не пролетают, но лишь из-за дыма и грохота. Секреты на станции, конечно, имеются. На самом деле в Хэрроу-Кросс столько шпионов, что информацию невозможно скрыть. Она выплескивается через край. Локомотивы запретили пустую болтовню, приказали вскрывать все письма, не позволяли распространять сплетни и устраивать собрания, на которых присутствует больше четырех человек, но когда запрещено все, то не запрещено ничего. Не буду первым, кто скажет, что Стволы и Линия похожи между собой гораздо больше, чем хотят показать.

Я должен был иметь доступ только к документам, нужным мне для исследований, но на деле это было не так. Документов было так много! Их нужно было куда-то девать.

Эфир был полон телеграмм, как воздух – дыма, и неудивительно, что часто они приходили не тому адресату, кого-то по ошибке отправляли на фронт, а проекты начинались и заканчивались без всякой причины. В общем, именно благодаря всему этому я столько знаю об истории Джаспера, запрещенных книгах, похождениях Джима Дарка, принципах работы автомобилей и предписаний и многом-многом другом.

Думаю, что именно так я описал бы Хэрроу-Кросс. Я почти не выходил на улицу и ни разу не был на фабриках. Хэрроу-Кросс для меня был потоком цифр, приказов и фактов.

Любые новости о войне были здесь запрещены, если не считать оглушительно громких историй побед с движущимися картинками, огромные черно-белые проекции которых демонстрировали на стенах башен и укреплений станции. Живые картинки довольно любопытная штука – они с самого начала говорят вам, что лгут. У Линии никогда не было таких высоких, статных и внушительных солдат, как изображались на картинках. Но правда все-таки до меня долетала – по крайней мере, ее обрывки. Инженеры частенько перешептывались между собой. Я слышал разговоры в коридорах. Даже моя женщина-адъютант не могла держать рот на замке. Я слышал об осаде Джунипера и о том, как ее пробили Стволы. Я слышал о Локомотивах Колльер-Хилл и Аркли, которые исчезли из этого мира в один и тот же день после столкновения с силами Республики, на этот раз настоящей. О поражении линейных войск в Шатильоне я услышал всего на три-четыре недели позже всех остальных. Я слышал, что после битвы за Шатильон доктор Альверхайзен уже не занимала пост Первого представителя Республики, хотя из отчетов не было ясно, покинула ли она его сама, или в результате голосования, или ее застрелили, или она ударилась в религию и отправилась работать в больнице миссии на Краю.

* * *

В общем, я находился в Хэрроу-Кросс уже около месяца, когда получил первое письмо от Аделы.

Я как раз работал в лаборатории, то есть сидел на стуле в темном углу и наблюдал, как инженеры снуют туда-сюда, размахивая руками и сталкиваясь с призраками, которые тоже размахивали руками, хотя и молча.

Лаборатория была выстроена в ангаре на одной из крыш высокого здания. В ангаре не было окон, и он был таким огромным, что от взрывов прототипов не дрожали стены и не шевелились электрические лампы на потолке. Ангар был в основном белым, как кость, иногда серым, как оружейный металл, а плиты на полу складывались в ту же непонятную решетку, что и в кабинете, где я впервые увидел мистера Бакстера.

Адъютантка оставила меня одного. Ко мне подошли два инженера, попросивших решить их спор о природе Процесса, и я ответил им, не думая и даже не глядя в их сторону. Еще один инженер протянул мне бумаги с наблюдениями об эксперименте в Блэк-Лейк – результаты были досадны для них и радостны для меня, так как прототип спалил всего лишь один сарай. Какой-то молодой инженер сунул мне в руку клочок бумаги и быстро ушел – я не успел развернуть тяжелое кресло, чтобы увидеть его лицо.

* * *

Гарри! Надеюсь, мое письмо тебя найдет. Прости меня. Если мне скажут, что ты получил письмо, я напишу еще. Если ты не хочешь читать мои письма, я пойму, но писать все равно буду. А.

Но никаких писем не приходило еще две недели. Я злился на Аделу, потом надеялся на встречу с ней, затем расчувствовался, опять разозлился и в конце концов загрустил.

* * *

Была середина дня. Рядом со мной стояли три инженера, повернувшись ко мне спиной, – ряд черных мундиров. Среди них была женщина. Не знаю, как ее звали. Внимание всех было приковано к Аппарату, шестеренки которого бешено крутились. Аппарат излучал свет. И фантомы становились хорошо заметны.

Инженеры переговаривались, не обращая внимания на меня, а я почти не замечал их, с грустью размышлял об Аделе. Я думал, что наверняка больше никогда о ней не услышу и что, возможно, в том, что она сделала, виноват я: если бы я только спас пианино, возможно, девушка не дошла бы до предела, вынудившего ее застрелить мистера Бакстера. Возможно!