Восхождение - [25]

Я ходил и мечтал о такой организации, где сидят в большом зале представители всех литературных журналов и издательств. Сидят и ждут, что им принесут. Вот я прихожу и говорю: «“Повесть об альпинистах”, “Рассказы о птицах”, “Исторические миниатюры”. Кому?» На другой день там же мне отвечают: «Спасибо, не надо», «Это нам не подходит», «Вот это берем». При наших рыночных отношениях пора бы создать такие «Бюро предложений художественных произведений» при Союзе журналистов и Союзе писателей. От этого выиграли бы и авторы и издатели. Я думаю, у каждого пишущего человека лежат где-то рассказы, очерки и статьи, о которых можно и забыть со временем. А они могут понадобиться многочисленным ныне журналам. Подумайте, молодежь, дарю идею бесплатно.

Кроме отсутствия связей, приходилось преодолевать и еще одну, общую для всех преграду – цензуру. Слава богу, это вам не знакомо в том виде, как это было раньше, хотя невидимая и жестокая цензура у нас живет и процветает. Особенно на наших нерусских радио и телевидении. В каждом издательстве за железной дверью сидели штатные цензоры и у них имелись списки того, чего нельзя допускать в печати. А бывала цензура и построже. По поводу издания моей книги «На берегах Меконга и Красной» (это о моих путешествиях по Индокитаю) меня дважды вызывали в ЦК КПСС и чиновники со Старой площади объясняли мне, что надо убрать и что надо дописать. Речь шла о Кампучии, а Пол Пота, уничтожившего треть населения страны, тогда держали за коммуниста. Так хотелось им сказать: «Если вы все так хорошо знаете, чего же сами не пишете?» Я тогда пришел к мысли, что сам институт редакторства изобретен коммунистами. Есть автор и издатель. Больше никого не нужно. Разве что корректор. Автор отвечает за каждое свое слово, издатель же извлекает из них деньги. И теперь две свои последние книги я издал без редактора. Только корректор и компьютерщица. В них так и написано: «Под редакцией автора».

Однажды из-за своей повести «Вершина» я чуть было не загремел по 58-й статье. Работал я тогда доцентом в МИИГАиК и обучал геодезистов альпинизму. Летом мы выезжали в горы, проводили альпинистские сборы, совершали восхождения. А ректором в МИИГАиК был некто товарищ Василий Дмитриевич Большаков. Этакий маленький Берия. Во всех студенческих группах и на всех кафедрах у него имелись осведомители, и он знал все, что происходит в институте. Боялись его как огня, когда он шел по коридору, все становились к стене. Говорил он тихо-тихо, как кобра гипнотизируя людей. А я в то время был уже членом Союза писателей и написал повесть, где был показан институт и выведен ректор. Названия и имена, конечно, были изменены, но все же узнаваемы. Я дал почитать повесть своим коллегам по кафедре, и кто-то стукнул.

В повести у меня была показана абсурдность партийных дел в институте и так называемой гражданской обороны, притчи во языцех того времени. Там, например, была такая сцена, потом изъятая:

«Хотя шло заседание кафедры, низкий мужской голос потребовал, чтобы я срочно и немедленно явился в штаб гражданской обороны.

– Садитесь, Александр Александрович, – сказал мне человек лет пятидесяти с залысинами и усталыми глазами. – Вы знаете, что вы в гражданской обороне?

– То есть как это? – не понял я.

– У нас в гражданской обороне все Кузнецовы – Павел Никитович, Юрий Николаевич, Николай Прокопьевич и вы.

– Приятная компания, – сказал я, не понимая, чего он от меня хочет.

– Да. Юрий Николаевич уволился и теперь вместо него будете вы.

Я слушал, ничего не понимая.

– Гражданская оборона, как военкомат. Мы вас призываем на эту работу. И если вы понадобитесь нам среди ночи, мы вас возьмем и вызовем.

– Зачем?

– Как зачем? А если война? – искренне удивился он. – Вы будете отвечать за общественный порядок. Вместо Юрия Николаевича. Если начнется война, вы несете ответственность.

Мне стоило большого труда не рассмеяться. Я только спросил:

– Надеюсь, вы разрешите мне разделить ответственность хотя бы с теми, кто начнет эту войну?

Но он уже разворачивал передо мной лист ватмана со схемой гражданской обороны.

– Начальник обороны ректор, – он указал на красный квадрат. – Его заместители проректор и я, начальник штаба. Вот это я, – он ткнул пальцем в синий квадрат. – У нас все есть для войны, мы все продумали. Весь институт мы разделили на две части, на левую и правую. Чтобы удобнее было выводить студентов на двор.

– Зачем выводить?

– Как зачем? Чтобы спасти их от атомной бомбардировки.

– А во дворе ее не будет?

Полковник поморщился.

– Как вы не понимаете?.. В институте транспортных средств нет, поэтому мы пойдем пешком.

– Куда?!!

Он с победоносным видом склонил голову набок.

– А это вам пока знать не положено. Знают только ректор и я. Могу только назвать вам область. Пока что вы прочтите вот это и распишитесь, – он протянул мне с десяток машинописных страниц.

Я сделал вид, что прочел их, и тогда он сказал:

– Вот тут распишитесь.

– Но здесь стоит: «Кузнецов Ю. Н.», – сказал я.

– Это неважно… Инициалы легче исправить, чем фамилию.

И тут я, наконец, понял, почему ответственность за войну легла на меня».