Восхождение на Макалу - [4]

Но мы граждане страны, печать которой глубоко оттиснута на наших характерах, поведении и образе мышления. Мы не умеем вести себя как господа, как хозяева. Мы можем быть коллегами и — друзьями. К сожалению, отношения, которые мы стремимся развивать в коллективах, борющихся за звание «Бригада социалистического труда», — явление другой эпохи для Непала, и их внедрение в сложный организм гималайской экспедиции часто доставляет нам горькие мгновения и разочарование.

Во второй половине того же дня мы посещаем «Гималайское общество». Эта организация, расположенная в незаметном одноэтажном доме на одной из главных улиц Катманду, взяла на себя задачу набирать шерп для экспедиций на восьмитысячники и знакомить богатых американских вдов с жизнью буддийских монахов в монастырях, скрытых в глухих долинах Гималаев.

Наши шерпы, как куры на насесте, сидят на тротуаре под гордой вывеской «Office». Они одеты в грязные штормовки с названиями экспедиций и в лыжные куртки, обуты в поношенные высокогорные ботинки, которым отставшие спереди подошвы придают сходство с акульей мордой; их одежда состоит из остатков давних экспедиций, успешных и неудачных. Некоторые шерпы рослые, другие выглядят как дети. Вот они, герои Гималаев, тигры, стоявшие рядом c Эдмундом Хиллари на вершине Эвереста, с Гербертом Тихи на Чою-Ойю и с Жаном Франко на Макалу...

Самый маленький из них Ванг Чо, обладатель большой головы и детского голоса, предмет шуток всех остальных. Позже на ребре Макалу он продемонстрировал великолепную форму, отвагу, неисчерпаемое добродушие — и абсолютную неспособность обращаться с походной рацией. Он оставлял кнопку включателя в положении вызова, из-за чего связь между лагерями затруднялась. Виноват в этом был не один Ванг Чо. Сам прибор страдал конструктивным недостатком. Но поскольку Пардубице, где производились рации, находился за тридевять земель, а Ванг Чо был рядом, все громы и молнии обрушивались на его большую голову.

В Гималаях грузы носят так же, как в Индии: лямку или ремень багажа накидывают на голову в месте, где лоб переходит в темя. Вся тяжесть ноши падает не на плечи, а на голову и шейные позвонки. Рассуждение о том, в чем состоят выгоды этого способа ношения груза, потребовало бы подробного разбора статики позвоночного столба в целом и динамики его мускулатуры, из чего вышла бы — самое меньшее — кандидатская диссертация. Особенно если бы в ней объяснялось, почему носильщики не жалуются на головные боли, на боли в спине и на прострелы, болезни, столь распространенные в цивилизованных странах. Очевидно, так происходит потому, что люди западных цивилизаций не носят грузов, а ездят в автомобилях, потому, что они не сидят на земле по-турецки с великолепно выпрямленной спиной и спят не на твердой земле, а на мягких диванах. Наверное, есть еще много других причин, среди которых не последнее место занимает недостаток обычной радости. Радости, получаемой от всего, что делает человек, в том числе и от ношения грузов, радости, которая проявляется в улыбках, бесконечных разговорах бог знает о чем и — в песнях.

И дети, чудесные черноволосые босоногие дети с раскосыми глазами, тихонько напевают, нося в корзинах с ремешком на голове глину и камни на холм, на котором стоит Сваямбунатх. Знаменитый буддийский храм возвышается на выступе скалы над городом и долиной Катманду, над зеленью рисовых полей и садов, над черепичными и соломенными крышами, над домами из красных кирпичей и белого камня, над темно-зелеными кронами деревьев.

Продавцы молитвенных мельничек и эротических символов, обезьяны макаки, пагоды и пагодки, храмы и храмики и снова обезьяны на выступе, поросшем старыми деревьями, над широкой долиной Катманду, на севере которой поднимаются зеленые горы, а еще выше над ними белые Гималаи. Молитвенные мельницы и мельнички крутятся, колокольчики звенят металлическим голосом, верующие принимают благословение бритоголовых монахов и лам. Весь ритуал на удивление практичен, без твердо установленной литургии, столь характерной для христианской церкви, где она разработана с точностью почти научной.

Верующие сидят по-турецки, едят вареный рис с острыми приправами и пьют чай, зажигают ряды свечек в полутьме святилища и приносят курицу, петуха или козленка, которым отрубают голову. Густеющая кровь жертв стекает на ступени храма, и ее слизывают псы с облезлой от парши шерстью. Верующие кладут цветы, рисовые и ячменные зерна к ногам Будды и к индуистским идолам, потому что оба верования уживаются вместе, опережая в этом отношении христианство и другие религии на целые тысячелетия. Лама звонит в латунный колокольчик. Западные хиппи бродят по двору храма, перекинув через плечо нищенскую суму и нацепив на нос очки с цейссовскими стеклами, — лжепаломники и правдоискатели, которых эта страна и ее народ не принимают. Светит солнце, ярко зеленеют рисовые поля на террасах холмов.

Святость буддизма и индуизма практична, святыни от верующих не отделяет барьер, как в храмах, воздвигнутых христианской церковью. В здешних святилищах все смешалось: коза со связанными ногами, которая будет принесена в жертву, обезьяна и монах, выбривающий своему собрату голову безопасной бритвой марки “