— Хочешь посмотреть? — спросила Мария.
— Я его еще мальчишкой смотрел.
— Это новая постановка. Говорят, очень приличная.
И Кастор согласился, а потом ему напомнили, что сегодня он дежурит и пришлось руководить оравой школьников, убиравших столы, стулья и остатки ужина. Он рассчитывал провести немного времени наедине с Марией, чтобы вознаградить себя за все передряги тяжелого дня, но из столовой ему выбраться не удалось. Столовая служила общим залом для собраний коммуны, театральной аудиторией, спортзалом, и даже, раз в месяц, залом для танцев. В помещении хватало места всем: зал имел двадцать метров в поперечнике и сверху его накрывал невысокий купол из черного пластика. Не успел Кастор ткнуть носом последнего нерадивого подростка в плохо вымытый пол в углу, как жители деревни неспешно потянулись обратно в зал — наступало время вечернего отдыха.
Как и полагается, деревня владела собственной спутниковой антенной. Спутник, зависший на геосинхронной орбите над непроходимыми джунглями Боливии, обрушивал на Автономную Республику Бамы телевизионный дождь из двадцати каналов. На шести из них передачи велись по-английски. Старая руководительница, проформы ради, прошаркала в первый ряд, чтобы поставить вопрос на голосование, в чем нужды не было, — обитатели деревни единодушно желали развлечься. Кастор, в общем-то, ничего против зрелища не имел, хотя была у него идея сделать приятное еще приятнее. Он подождал, пока в зал вернется Мария.
— Здесь или дома? — шепнул он, ласково ткнувшись носом в ее шею, чуть пониже затылка. Вместе они были всего полгода, и занятия любовью еще не потеряли прелести новизны, поэтому они обычно проводили вечера в своей квартирке. Их плоский телеэкран казался крошечным по сравнению с громадным голографическим демонстратором общего зала: недостаток этот они компенсировали возможностью смотреть фильм в объятиях друг друга, — или не смотреть, если вдруг возникало желание заняться чем-нибудь поинтересней. Но сегодня Мария осторожно, но решительно, отстранила Кастора.
— Останемся здесь, — сказала она. — Не стоит обращать на себя внимания.
По этой же причине она настояла на том, чтобы сидели они отдельно. Начался фильм.
Кастор был человеком незлым, и неглупым, но по молодости лет еще не успел открыть одну истину: люди, окружающие его, имеют собственные интересы — не только люди во всем мире и не только обитатели деревни, но и его собственная жена. Интересы Кастора окружающих мало волнуют. Поэтому Кастор обиделся. Но вскоре забыл об обиде, — грандиозное действо захватило его. В фильме рассказывалось о знаменитом военачальнике прошлого века, народном маршале, только-только прибывшем с берегов Отчизны, которому пришлось вступить в борьбу с бандой антипартийных элементов. Маршал, партию которого пел великолепный Фенг Вонфред, в одиночку выступил против шести вооруженных врагов, но ему содействовали школьная учительница и несколько верных партийцев. Он разгромил правых уклонистов, принудил их раскаяться и публично отказаться от неправильных взглядов. Постановка была восхитительная, актеры пели великолепно, фильм брал как говорится за душу. В прекрасных натурных съемках показали Америку конца двадцатого столетия: безграничные просторы выжженной земли и горстки первых отважных добровольцев, которые пытались сделать страну вновь пригодной для жизни. Кастор увлекся фильмом и позабыл обо всем.
В конце оперы, после того, как антипартийные элементы сложили оружие и погрузились в автобус, везущий их в Пенсильванию на перевоспитание, народный маршал и учительница возглавили победоносный марш преданных партии кадров. Плещущие на ветру знамена потрясающе смотрелись на фоне серо-зеленой, заросшей кустарником равнины. Зрители восторженно аплодировали, Кастор в том числе. Объем демонстратора погас, включили свет и Кастор завертел головой, высматривая Марию. Он хотел поделиться с ней своими восторженными впечатлениями, но Мария куда-то пропала.
Кастор обнаружил жену в терминальной комнате. Она склонилась над клавиатурой. Она не слышала, как вошел Кастор, потому что вставила в уши маленькие аудиодемонстраторы. Едва заметив мужа, она тут же выключила экран монитора. Все, что успел заметить Кастор, была мигающая оранжевая надпись, на английском и китайском: «ОЖИДАЙТЕ… ОЖИДАЙТЕ… ОЖИДАЙТЕ…»
В комнате имелось двадцать мониторов, перед каждым стоял рабочий дисплей. Все экраны были хорошо знакомы Кастору. Именно в этой комнате он продолжал образование после того, как заявление в университет ему вернули с отказом. Учитель Кастора хлопотал за своего любимого ученика, но… потерпел поражение. Ничего не вышло. Учитель умолял Кастора продолжить учебу, хотя бы с помощью компьютеров, потому что мозг у него был слишком хорош, чтобы тратить время и силы на выращивание риса. Кастор так и поступил, стараясь не упустить ни единого шанса. Он с завидной настойчивостью грыз гранит науки, проработал уйму учебных курсов из бесконечного каталога компьютерных программ, пока жена его, Мария, не заставила его понять, что в свободное время можно заняться чем-то еще, кроме учебы.
