Восемнадцатое мгновение весны. Подлинная история Штирлица - [15]

Немного помолчав, не сводя с женщины пристального взгляда, Вилли медленно и многозначительно произнес:

– Да, нужно отдать должное вашему мужу: у него есть вкус, даже чертовски хороший вкус! – Вилли улыбнулся, а затем со значением добавил:

– Жаль только, что ваш муж, Стефан, кажется, довольно неосторожный человек. Мы могли бы арестовать его, когда он выносит документы. Да, да, когда выносит много документов. Конечно, это неприятная история…

– Вы лжете! – перебила его женщина. Она вскочила. Лицо ее сделалось белым как мел.

– К чему такое обвинение, госпожа? С чего это мне обманывать вас? – ответил Леман, искренне недоумевая. – Честно говоря, мне больно за вас.

Мне кажется, что люди, окружающие вас, не ценят вашу красоту, ум и тонкое воспитание! До свидания, госпожа! Сожалею, что не застал вашего мужа. У меня к нему тоже были вопросы.

В глазах женщины страх сменялся недоумением: что еще может выкинуть этот странный полицейский? Вилли молча надел шляпу и вышел из квартиры.

Реакция, на которую рассчитывал Леман, последовала, причем гораздо быстрее, чем он ожидал. Как только о его визите стало известно в посольской резидентуре, ее новый руководитель Борис Берман[9], оперативный псевдоним «Артем», сменивший на этом посту Самсонова, не на шутку встревожился. Не имея возможности напрямую давать указания нелегалам, опасаясь возможного провала ценного агента в полицай-президиуме, он срочно направил шифротелеграмму начальнику Иностранного отдела Мессингу[10].

Глава 4. Лубянка ставит на Лемана

Немецкое направление Иностранного отдела ответа на запросы в нелегальную группу № 2, «Генрих», пока не получало. Секретарь закордонной части Янишевский, быстро шагая по коридору, бросил на ходу, что для сотрудников немецкого направления у них пока ничего нет, и, словно извиняясь за свое невнимание к ним, добавил, что, если что-то поступит, он сразу зайдет.

Чай секретарша пообещала нагреть минут через пятнадцать. Карл Силли[11], новый куратор по Германии, невысокий смуглый венгр, открыл свой кабинет, зажег свет, снял пальто и кепку и принялся раскладывать на столе документы из своего брезентового мешка. За время работы в органах, особенно в период борьбы с бандитизмом, ему приходилось располагаться на время работы не только в случайных, чужих кабинетах, но и во всяких каморках, по сравнению с которыми это просторное, чистое, проветренное помещение на Лубянке представлялось чуть ли не дворцом. Особенно ему нравился большой, оббитый зеленым сукном стол. Сослуживцы, занятые своими делами, отсутствовали.

Прежде всего, он просмотрел собранные подчиненными в папку документы по ряду наиболее ценных источников в Берлине, с особым вниманием последние, поступившие с недавней почтой во время его кратковременного отъезда. Прочитав сообщения из группы нелегалов о работе со своими агентами, Силли не без иронии улыбнулся: чего-чего, а сырых идей от ребят поступает предостаточно.

Помощник, приготовив в углу на столике чайные принадлежности, направился к секретарше за кипятком, а Силли взялся набрасывать ориентировку о новых методах работы немецкой полиции, но дверь кабинета распахнулась, и на пороге появился Мессинг, высокий, представительный мужчина, одетый в военную форму без знаков различия.

– Здравствуйте, – поздоровался Силли и неторопливо поднялся.

– Живой? – проведя рукой по густой шевелюре, басовитым голосом спросил Мессинг.

– Как видите, – усмехнулся Силли.

– Садись… Неплохо устроился, – оглядывая кабинет, заметил Мессинг. – Чаи гоняешь… От начальства сел подальше!

Он шутил, но его широкоскулое лицо сохраняло властное, суровое выражение.

Силли еще недостаточно хорошо знал начальника отдела, тем не менее почувствовал, что за его шутливостью скрывается недовольство. Знать бы чем!

– Ну, что нового в Германии? – спросил он, не глядя на Карла, а устремив свой взор в окно.

– Нацисты продолжают укреплять свои позиции. Участие Гитлера в правительстве не исключено уже в ближайшее время.

– Но немецкие военные, особенно в окружении генерала Шлейхера, убеждают нас, что национал-социалисты ничего не смогут сделать помимо рейхсвера и вопреки рейхсверу, что в случае их участия в правительстве они все равно не будут хозяевами! – уверенным тоном возразил Мессинг. И, как бы желая подкрепить свою позицию, добавил: – Товарищ Сталин придерживается такого же мнения.

Положение в СССР не переставало ухудшаться, и надежда, что Сталин, осознав результаты своих перегибов, положит этому конец, понемногу исчезала. В партии царили опасные настроения. Возникали платформы, требующие отстранения Сталина, и всюду: на предприятиях, в учреждениях, учебных заведениях, на улицах – ощущалось тревожное ожидание: что-то вот-вот случится в партии или стране. Люди надеялись на чудо, но власть Сталина над партийным аппаратом и над страной в целом была намного прочнее, чем это многим казалось. Мессинг это прекрасно понимал, поэтому не упускал случая лишний раз подстраховаться.

– Может, и так, – не стал возражать Силли. – Но вот послушайте, что пишет из Германии Гиршфельд[12]!

Силли быстро извлек из папки листок и протянул начальнику ИНО.