Восемь лет до весны - [3]

Честно говоря, на дело я особо не рвался, но все равно прежде чувствовал обиду. Однако сегодня мне оказана честь, и я не должен ударить в грязь лицом. Если, конечно, отец и братья не станут заставлять меня ходить с протянутой рукой. На это я не пойду, надо будет, убегу из дома, но ниже плинтуса себя не опущу.

Сегодня мне тоже придется мыть машину, но уже потом, когда я вернусь домой вместе со всеми. Где я буду находиться, что мне придется делать, пока не ясно. Но в любом случае приятного будет мало. Возможно, отец и братья втянут меня в какие-то серьезные разборки. А раз так, то старый кнопочный нож с выкидным лезвием вряд ли мне помешает. Он лежал у меня под матрасом, я брал его с собой всякий раз, когда выходил на улицу погулять. С ножом спокойней.

У машины меня уже поджидал Санька. Он прикрутил клемму аккумулятора, закрыл капот, взял ветошь, с важным видом протер один испачканный палец, другой и после этого врезал мне кулаком в живот. К счастью, неожиданностью это для меня не стало.

Отец не учил нас драться, но дровишки в огонь подбрасывал. Он заставлял сыновей всегда держаться настороже, быть готовыми к действию. Я знал, что могу получить удар в любой момент. Сама жизнь тренировала мою реакцию. Я давно уже привык подкачивать мышцы живота, на одно только это затрачивал никак не меньше часа в день.

Санька подкараулил меня на вдохе. Я вовремя затаил дух и напряг пресс, а вот в ответ ударить не посмел. Санька мог не понять юмора, а если он разозлится, то мне придется туго. Уж очень твердые у него кулаки.

- Молоток! - сказал Санька, одобрительно улыбнулся и даже открыл заднюю дверь, приглашая меня в машину.

Я кивнул, наклонился, чтобы просунуть голову в салон. В этот момент Санька и поймал меня врасплох. На этот раз я весь скрутился от боли. Хорошо, что корчиться мне пришлось не на земле, а на кожаной мякоти заднего сиденья.

Я еще не отошел от этой жути, когда появился отец. Он бросил на меня взгляд, все понял, но ничего не сказал, только усмехнулся уголками губ. Но это не показалось мне обидным. Отец повел бы себя точно так же, если бы на моем месте корчился сейчас Санька. Но пока до этого было далеко. Может, мне уже хватало упрямства и гордости, но вот агрессии пока точно недоставало. Как и смелости, готовности бросить вызов противнику, который был заведомо сильнее меня.

До железнодорожного вокзала мы ехали в тишине. По пути я вспоминал, как ходил этой дорогой пешком, сотни раз, в жару и холод. Раньше я всего лишь попрошайничал, весь в соплях и слезах. Что же ждет меня сейчас? Вдруг мне уже сегодня придется умыться кровавой юшкой?

Но неважно, что будет впереди. Я в любом случае не имел права на трусость. Особенно, если будет задета честь моей семьи. Неважно, чем занимаются мой отец и братья. Ведь мне на роду написано быть с ними.

Санька остановил машину недалеко от вокзала, у маленького дощатого павильона, в котором размещалось кафе. Кухня, небольшой зал на три столика, открытая веранда примерно такой же вместительности. Утром кафе утопало в тени большого раскидистого вяза, к полудню здесь уже будет солнечно, а веранда, оплетенная виноградом, так и останется в прохладной полутьме.

Я хорошо знал это место, помнил, как рвался сюда за сосиской в тесте, а зимой согревался стаканом горячего чая. Однажды Виталик заставил меня выпить тут стакан водки. Братья меня тогда едва откачали.

В те времена я еще не знал, что это заведение станет резиденцией отца. Место тихое, уединенное. Неподалеку работало новое кафе, поэтому случайные люди сюда редко заглядывали. Здесь только для своих. Для меня в том числе.

Я всерьез подозревал, что после фирменного семейного завтрака отец и братья подкрепляются тут, совсем не прочь был подзаправиться сосиской в тесте и выпить кофе с сигаретой. Но в кафе меня никто не позвал. Отец и Валера вышли из машины, а Санька повез меня и Виталика дальше.

- Куда мы? - спросил я.

В ответ Виталик лишь небрежно приложил к губам палец. Он сейчас был такой же крутой, как отец, не давал мне слова и приказал молчать. Дескать, я сам все тебе скажу, когда придет время.

Сразу за вокзальной площадью высился старый пятиэтажный дом с навесными балкончиками. Во двор этого дома Санька нас и привез. «БМВ» он подогнал к самому подъезду, едва не подпер бампером входную дверь. О жильцах дома, которые теперь вынуждены были протискиваться между машиной и скамейкой, Санька не думал.

Мои братья вели себя под стать хозяевам жизни, держались важно, заносчиво, потому как право имели. Во всяком случае, они всерьез так считали. Что и говорить, выглядели эти парни внушительно. Оба в кожаных жилетках, у одного зеленые, у другого коричневые джинсы и ботинки с тупыми дубовыми носками. Такими зуб выбить с одного удара, как дважды два.

Я тоже мог махать ногами, но мои башмаки просили каши, а старые заношенные джинсы пожелтели от времени. Рубашка и вовсе была курам на смех.

Впрочем, женщина, которая открыла нам дверь, не осудила меня за мой убогий вид. Может, потому, что сама выглядела неважно. Волосы, выжженные перекисью, слиплись и спутались, под глазами темные обводы, на щеках засохшая тушь. Ее нижняя губа лежала на подбородке. То ли она распухла от чего-то и вывернулась, то ли эта особа такой вот манерой встречала не очень желанных гостей. Губы пухлые, длинные, рот нелепо большой. Дрянной фланелевый халат на ней. Его лацканы едва сходились на пышной груди.