Воровство и обман в науке - [9]
Началась беспощадная травля. Оставаясь в тени, Кардано бросил против несчастного Тартальи (помимо заикания тот страдал еще и хромотой) свою тяжелую артиллерию — Феррари, который не уставал осыпать подло обворованного ученого убойным градом лжеобвинений, подметных писем и уничижительных оскорблений. Дело дошло даже до уличной драки. Спровоцировавший ее Феррари лишился в потасовке всех пальцев правой руки. Но и это трагическое обстоятельство Кардано обернул себе на пользу. Элитная часть Милана стала сочувствовать "страдальцам" вдвойне.
И вот суд… Последняя возможность восстановить справедливость. Но кому она нужна? Горе-оратора слушают вполуха. Королева наук — математика, на локоть которой безуспешно пытается опереться безродный хромоножка, только наводит на всех скуку. Красота точных формул и алгебраических правил, как тот и предполагал, оказывается недоступной ни царственной чете, ни напыженным вельможам. Дамы откровенно зевают. Толпа охотнее воспринимает красноречивого Феррари, чем его косноязычного соперника.
Тот же, чувствуя явное превосходство в речевом искусстве и спекулируя обезображенной рукой, намеренно уводит судей от существа проблемы. Они увязают в частностях, все больше удаляясь от предмета разговора. Поддается на каждую искусно подсунутую приманку и близкий к истерике Тарталья. Вступая в очередной виток единоборства, он неизбежно проигрывает как расчетливому напору Феррари, так и сонному духу толпы.
Под занавес этого заранее отрежессированного спектакля Феррари вытягивает из колоды последний козырь. В игру вступают подкупленные интриганами люди, которые согласно сценарию начинают открыто выражать недовольство затянувшимся процессом. Они топочут, улюлюкают и освистывают Тарталью, буквально затыкая ему рот. Самые веские доводы остаются невысказанными. Инициативу окончательно перехватывает представитель ответчика. И чем больше он говорит, тем больше чаша весов служителей Фемиды склоняется в пользу того, кто на этот суд не явился.
Совершенно напрасно называет Тарталья имена мыслителей, которых Кардано не постеснялся обобрать наряду с ним. Зря зачитывает выдержки из сочинений Платона, Аристотеля, Полибия, Горация, Плиния, Вергилия, Гиппократа, Авиценны, Галена, Плотина, Кокрада, Геснера… Все это вызывает только новую волну озлобления. Из уважения к авторитетам ее подавляют. Но когда доходит дело до никому неизвестных голландца Гемма Фрезии, француза Гильомо Рондле, немцев Михаэля Штифеля и Христофора Клавия, за счет которых, по утверждению Тартальи, прохвост Кардано также сумел сколотить изрядный интеллектуальный капитал, терпение судей истощается.
Согласно их решению Тарталья проигрывает поединок и с позором покидает помост. Рассчитывать на реванш нечего. На новое судилище просто никто не придет. Что же делать? Единственная возможность продолжить дуэль — это подготовить новую статью. Как свидетельствуют записи ученого, именно такой шаг он и собирался предпринять.
"Для меня стало ясно, что мое намерение убедительно говорить перед толпой неосуществимо, — признавался он в своем дневнике, — итак, как я начал опасаться худшего, то на следующий день, не сказав никому ни слова, уехал по другой дороге в Брешию. Однако, все то, что мне не позволено было досказать, я надеялся сделать известным посредством печати".
Но надежде не было дано сбыться. Из-за навалившихся на него следом неприятностей и неутихающей атаки близкого окружения Кардано Тарталья слег и не защитил свои законные права на сделанное открытие.
Выступление на церковной площади в Милане стало для него последним. Он умер безвестным, покинув мир одиноким стариком, о котором и всплакнуть-то по-настоящему было некому. Разве что на глазах всевидящей Девы Марии сверкнула напоследок искренняя слеза сострадания…
Чем же завершилась судьба Кардано? Прежде утверждавший, что для славы нужно, чтобы "сохранился какой-нибудь выдающийся и знаменитый памятник совершенного деяния" и оставивший после себя не один такой памятник, он под конец жизни все-таки пришел к покаянию. Пережив и утрату несметного состояния, и казнь любимого сына, Кардано сделал следующую запись: "Склонный по характеру не только ко всякому злу, но и ко всяческим порокам за исключением честолюбия, я лучше всякого другого осознаю собственное несовершенство". Однако признаться в том, что был честолюбив, этот тщеславный человек не смог даже самому себе.
Недавно появились некоторые сенсационные подробности и в отношении Николло Тартальи. Оказывается, потерпев от Кардано, он тоже решился на подлог: в 1851 году опубликовал под своим именем перевод одного из знаменитых трудов Архимеда "О плавающих телах". Но сам знаменитым так и не стал. И это лишний раз доказывает, что если ум человеческий имеет свои пределы, то человеческая глупость поистине беспредельна.
Фиеста изобретателя Винсенто Атанасова
Сводным братом Николло Тартальи по судебным и человеческим мытарствам вполне можно считать американца болгарского происхождения Джона Винсенто Атанасова, хотя он и родился четырьмя веками позже. Как и Тарталья, Атанасов слыл неудачником в научных кругах. В нем видели только чудаковатого профессора физики, ни с того, ни с сего, претендующего на открытие мирового масштаба. Когда он называл себя создателем первой ЭВМ, коллеги попросту над ним потешались и советовали привести голову в порядок. Возможно, он так бы и продолжал жить с клеймом маразматика и юродивого, если бы судьба однажды не поманила его пальчиком в здание суда, где он должен был выступить в качестве обычного свидетеля.
